Было что-то странное в ее детском взгляде. Такой пристальный. Объект никак не мог бы притвориться, что смотрят не на него. Казалось, смятение и боль, которые причинил ему этот визит, сошлись воедино в этот миг.

— Вы мне нравитесь, — сказал он.

Виктория-младшая еще мгновение смотрела на него, потом отвела взгляд.

— Ну, хорошо.

Обедали в атриуме с паучатами. Облака выгорели, стало жарко — по крайней мере, для весеннего принстонского дня девятнадцатого года. Даже под тентом было так тепло, что пот сочился из каждого сочленения. Детей это, казалось, не волновало. Они все еще интересовались незнакомцем, в чью честь назван младший братишка. Если не считать Вики, они были так же громогласны и веселы, а Аннерби как мог старался соответствовать настроению.

Когда обед подходил к концу, явились наставники детей. Похожи на студентов из института. Детям не суждено пойти в настоящую школу. А будет ли им от этого легче в конце концов?

Дети приглашали Аннерби остаться на уроке, но Шерканер пресек эти глупости.

— Сконцентрируйтесь на учебе, — велел он.

Итак, осталась позади самая трудная (как хотелось верить Аннерби) часть визита. Шерканер с Хранкнером теперь засели вдвоем (не считая младенцев) в кабинете на прохладном первом этаже института. Некоторое время поговорили о конкретных нуждах Аннерби. Если даже Шерканер не настроен был помогать ему лично, у него тут хватало талантливых паучар.

— Ты бы поболтал с некоторыми из моих теоретиков, а? И стоило бы тебе повидаться с экспертами по вычислительным машинам. Мне кажется, многие твои проблемы отпадут, когда появятся быстрые методы решения дифференциальных уравнений.

Андерхилл потянулся и соскочил с насеста за столом. Взгляд его неожиданно стал пытливым.

— Хранк, даже если не считать удовольствия от беседы, мы сегодня достигли большего, чем за дюжину телефонных разговоров. Я уверен, в институте тебе понравилось бы. Не то чтоб это было твое место, и точка — нет! У нас полно техников, но теоретики воображают, что вправе ими командовать. Ты — другое дело. Ты из тех, у кого талант командовать мыслителями и направлять их мозги туда, куда этого требует инженерия.

Хранкнер едва заметно улыбнулся:

— Я-то думал, что изобретательность отныне станет матерью необходимости?

— Гм. В общем, так и есть. Поэтому нам нужны такие, как ты, чтобы сложить кусочки мозаики вместе. Ты увидишь, о чем я. Тут есть народ, с которым тебе будет полезно пообщаться, и наоборот… Жаль, что ты раньше не приехал.

Аннерби начал было неискренне извиняться, потом бросил. Он больше не мог притворяться. Кроме того, с Шерканером дело иметь проще, чем с генералом.

— Ты знаешь, отчего меня так долго не было, Шерк. Фактически я бы и сейчас не приехал, кабы не прямой приказ генерала Смит. Я за ней в ад пойду, ты знаешь. Но она хочет большего. Она требует, чтоб я примирился с вашими извращениями… и… я… У вас такие красивые дети, Шерк. Как вы могли с ними так поступить?

Он ожидал, что Шерканер его на смех поднимет, а может, ощерится ледяной враждебностью, как Смит при любом намеке на критику в этом вопросе. Но Андерхилл мгновение сидел молча, вертя в руках старую детскую игрушку-головоломку. Кусочки дерева сухо щелкали в тишине кабинета.

— Ты согласишься, что дети здоровы и счастливы?

— Это да, хотя Брент какой-то… заторможенный.

— Ты не считаешь, что я их использую как подопытных животных?

Аннерби подумал о Виктории-младшей и ее лабиринте. В ее возрасте он, если честно, аттеркопов увеличительным стеклом поджаривал.

— Гм, ты же со всем и вся опыты ставишь, Шерк: такой уж ты уродился. Думаю, детей ты любишь, как всякий хороший отец. И вот почему мне вдвойне тяжело себе представить, как вы могли принести их в мир вне фазы. Ну да, лишь один поврежден в уме, и что с того? Я заметил, что они даже не заикаются об играх со сверстниками. Ты не можешь им найти никого, кроме уродов?

По аспекту Шерканера стало ясно: удар попал в цель.

— Шерк. Твои несчастные дети всю жизнь проживут в мире, который будет считать их преступлением против законов природы.

— Мы над этим работаем, Хранкнер. Джирлиб тебе ведь рассказывал про «Детский час науки», разве нет?

— А я-то думал, к чему все это. Значит, они с Брентом и вправду участвуют в радиопередаче? Эти двое почти сойдут за фазников, но с течением времени кто-нибудь неизбежно догадается, и…

— Разумеется. В любом случае Виктория-младшая горит желанием присоединиться к ним в передаче. И потом, я хочу, чтобы публика догадалась. Программа затронет самые различные сферы науки, но красной нитью через нее пройдет тема биологии, эволюции и того, как Тьма обрекает нас на определенный способ существования. Когда технология достигнет нужного уровня, жесткая фиксация времен деторождения, независимо от ее исходной причины, станет бессмысленна.

— Тебе ни за что не переубедить Церковь Тьмы.

— Ну и ладно. Я собираюсь переубедить миллионы слушателей, расположенных к дискуссии, вроде Хранкнера Аннерби.

Аннерби не придумал что ответить. Аргументы собеседника звучали так бойко… неужели Андерхилл в самом деле не понимает? Любое приличное общество вырабатывает базовый моральный кодекс насчет вопросов, обеспечивающих выживание здоровых паучар. Времена, может, и меняются, но бессмысленной будет попытка разом отбросить все старые правила. Если даже паучество останется жить во Тьме, циклы развития достойных граждан все равно должны сохранить применимость… Молчание затягивалось. Только щелкали кубики головоломки в руках Шерка.