Черт знает, что это такое было. Юсси обязан был пристукнуть его, чувствуя за собой на то моральное право, но не мог спустить курка при виде этих честно моргающих огненно-рыжих ресниц. Кончил он тем, что приказал ему стоять на месте и не шевелиться под угрозой смерти, а сам поспешно направился в лес.

Ну и крик же поднялся ему вслед! У рыжего парня в его необъятной глотке нашлись какие-то новые пронзительные звуки, наполнившие собой все вокруг на многие километры. Они вырывались из его толстогубого рта один за другим, схожие по громкости с теми отчаянными призывами, что издает пароход, севший на мель среди тумана. Они вырывались и уносились по всем направлениям, сверля небо, и землю, и древесную толщу леса. Можно было подумать, что его крик имел какое-то другое назначение, хотя обращен он был только к Юсси:

— Ка-ак! Без меня уходишь, Юсси! Без меня-а-а-а! Не покидай меня, Юсси, друг! Не уходи! В шпионы я жела-аю! И в диверса-анты! В диверсанты, Юсси! В диверса-а-анты!

Крик его достиг прямо-таки невероятной силы, создавая звон в ушах Юсси. И к тому же он сам припустился вслед за Юсси, не переставая орать. При таком положении дел для Юсси оставалось лишь одно: удирать без оглядки в глубину леса, развивая быстроту, на какую только были способны его длинные молодые ноги.

Да, всякое, конечно, можно рассказать, если есть желание заставить ахать и удивляться того, кто по доверчивости своей согласится такое слушать. Но я не боюсь вам это повторять. Пусть оно лежит на совести тех, от кого я сам терпеливо выслушивал про все это много раз и в Туммалахти и в Саммалвуори, кивая каждый раз в знак согласия головой. Почему бы мне и не кивать головой, если то же самое подтверждали ребята из отряда «Суоелускунта», куда входил Юсси.

А подтверждали они потому, что их Юсси добился-таки своего в этой вылазке на русскую землю, и, следовательно, им было чем похвастаться. У него будто бы не все кончилось на том, что он ушел от рыжего парня. Приключения его продолжались. Не прошло с того момента и часа, как он услыхал в отдалении подозрительную перекличку звериных и птичьих голосов. Это было похоже на новую облаву. Ускользнул он от нее, уйдя дальше в глубину русской земли. Пограничники держались ближе к своей зоне. Его спасло еще и то, что снег в лесу успел растаять, и поэтому ночью в нем было темно, как в чернильнице. Для его черной одежды это было очень кстати.

Перед новым рассветом он случайно опять вышел к той же реке. Здесь она впадала в озеро. Он узнал это маленькое, продолговатое озеро, имеющее форму мешка. На финской топографической карте оно значилось как Пуссиярви. Река, впадая в него с одного конца, почти отсюда же вытекала дальше, извернувшись под прямым углом. А вся остальная часть озера казалась ненужным боковым отростком на ее изгибе. Но в этот пузатый отросток река, несущая бревна, впадала с большой силой, и, если бы люди не перегородили ее возле устья связками бревен, она унесла бы всю добычу сплава в отдаленный, забитый льдом тупик озера, как в мешок, откуда ее пришлось бы извлекать потом по бревнышку против течения.

Пользуясь темнотой, Юсси пополз по связкам бревен к середине реки. Поступающий с верховьев реки рассыпной лес напирал на связки с такой силой, что они выгнулись полукругом, соединенные между собой железными скобами и проволокой. С другого берега по этим звеньям из бревен к середине реки двинулся человек с багром. Он временами нагибался, проверяя прочность соединений, которым предстояло выдержать напор леса до того, как его заберут в кошели или увяжут в плоты. Если бы человек дошел до Юсси, ему пришлось бы плохо. Но он не дошел. Вложив себе в рот папиросу, он спохватился, что забыл спички, и вернулся к берегу, где стояла сколоченная из фанеры будка, в окне которой мигал огонек. Пользуясь этой заминкой, Юсси расшатал и выдернул одну скобу, скрепляющую бревна, и раскрутил узел у толстой проволоки, дополнявшей скрепление.

Он с трудом удержался на связке из трех бревен, когда скопившийся в запани лес толкнул его, вырываясь на свободу и раздвигая перерванную надвое преграду до самых берегов. Выскакивая на тот же берег, Юсси услыхал крики и выстрелы со стороны будки, но ширина реки и темнота спасли его от пуль. А до рассвета он постарался уйти как можно дальше от реки.

Притаившись на день среди густых ветвей крупной ели, он следующей ночью начал продвигаться в сторону границы. И тут он убедился, что проникнуть в Советскую Россию легче, нежели уйти из нее обратно. Три ночи подряд пытался он перейти среди болот невидимую линию, разделявшую два государства, перенося каждую попытку все дальше на север. И после каждой попытки он снова торопливо отступал в глубину русских лесов.

Только на седьмую ночь удалось ему перейти границу и то на сорок пять километров севернее первоначального пункта. К тому времени он уже питался прошлогодней клюквой и древесными почками. И все-таки русские, кажется, его заметили, когда он уже переполз на свою землю. Но у них не принято посылать пули в сторону соседней страны, и, может быть, поэтому он уцелел. Рассказывая дома о рыжем парне, он сказал:

— Странные у них попадаются типы. Впрочем, удивляться нечего. Он же карел. А карел — известно что такое.

Старый Илмари оторвался на минуту от разглядывания своей правой ладони и спросил:

— А что такое карел?

— Карел — это финн, испорченный кровью рюссей.

— А что такое финн?

— Финн — это финн. Если же в нем и встречается иногда примесь германской крови, то это лишь облагораживает его.

— А если судить по тебе, то финн — это помесь дурака с идиотом. Заигрывай больше со своей германской кровью. Не пришлось бы за это собственной кровью расплачиваться.