– Охота тебе повторять то, что тысячу раз до тебя говорилось, - пробурчал Саша и сейчас же пожалел об этом, увидев, как смутилась Татьяна.

Мезенцеву, видимо, тоже стало не по себе. Покосившись в его сторону, Саша увидел, как он с ненужной тщательностью разглаживает загнувшийся край салфетки. И вдруг все в этом человеке стало неприятно ему - и крутой завиток волос над высоким лбом, и узковатый, лоснящийся на отворотах пиджак, и манера держаться, немного стесненная и вместе с тем, как показалось Саше, внутренне самоуверенная.

Молчание становилось тягостным. Саша уже собрался заговорить, когда Мезенцев неожиданно улыбнулся и сказал, обращаясь к Татьяне:

– Видели сегодня Марию Пудовну?

– Неужели она пришла?
– спросила Татьяна, оживившись.

– Пришла, и как ни в чем не бывало. Странная женщина.

– Я на ее месте сгорела бы со стыда.

По веселому блеску в глазах Татьяны Саша понял, что разговор этот очень ей интересен. Он потянулся за газетой, лежавшей на столе, и, рассеянно проглядывая ее, принялся размышлять о том, как должен был именоваться отец неведомой ему Марии Пудовны. Судя по всему, старик носил странное имя Пуд, и это вызвало у него неожиданное чувство злорадства. Покончив с этим вопросом, Саша углубился в чтение и совсем перестал прислушиваться к тому, что говорилось дальше.

Только однажды, когда Татьяна весело рассмеялась какому-то замечанию своего собеседника, Саша поднял на нее глаза, но сейчас же опустил их и принялся помешивать ложечкой остатки чая в своем стакане.

– Налить тебе?
– спросила Татьяна.

– Нет, спасибо.

Он встал и пересел на диван.

Татьяна кончила есть, собрала посуду и вышла.

В комнате снова воцарилось молчание. Мезенцев, судя по всему, не собирался начинать разговор. Поняв это и решив быть великодушным, Саша заговорил первый.

– Вы работаете с Татьяной Степановной в одной школе?
– учтиво спросил он, не глядя на собеседника.

– Да, но очень недавно, - ответил Мезенцев, поправил галстук и встал.

Вошла Татьяна и, подойдя к окну, сдвинула шторы. Она выглядела очень усталой, и Саша решил не засиживаться. Но когда Мезенцев стал прощаться, он, чтобы не выходить с ним вместе, сделал вид, что еще не собирается уходить.

* * *

Проводив гостя, Татьяна скинула туфли и с ногами забралась на диван.

– Никак не могу согреться - в кухне у нас очень холодно, - сказала она, зябко поеживаясь, и подняла глаза на Сашу.
– Что с тобой сегодня? Какой-то ты хмурый. Чем-нибудь огорчен?

Было приятно чувствовать в Татьяне близкого человека, которому ведомы его тайные мысли, и вместе тем тягостно быть беззащитным против ее проницательности.

Саша невесело улыбнулся.

– Да нет, - сказал он, - пустяки всякие. Нормальная порция неприятностей по службе.

«Неприятности по службе» - это был условленный у них термин для обозначения мелких, случавшихся на работе невзгод, о которых не стоило говорить.

– А мне показалось - что-нибудь серьезное, - сказала Татьяна.
– Поди сюда, сядь поближе.

Саша сел на валик дивана и погладил Татьяну по голове. Она слегка отстранилась и поправила волосы.

– Нет, сядь вот здесь.
– Она подвинулась и освободила место рядом с собой.
– Я хочу тебя видеть.

Он послушно пересел туда, куда она указала.

– Слушай, ты по-настоящему хорошо ко мне относишься?
– спросила Татьяна, и в ее голосе послышалось что-то, заставившее Сашу насторожиться.

Он пожал плечами.

– А ты сомневаешься?

– Как тебе сказать... Я понимаю, что хорошо, но...

– Что - но?

– Но я не знаю, достаточно ли хорошо, чтобы порадоваться тому, что я тебе собираюсь сказать.

– А ты этому рада?.. Тому, что ты собираешься мне сказать?

Татьяна зажмурилась и кивнула.

– Ну, тогда в чем же дело? Значит, и я обрадуюсь. Ты ведь знаешь, что я...

Саша не кончил фразы и вгляделся в лицо Татьяны. Она все еще не открывала глаз, и лицо у нее было точно освещенное изнутри.

– Что ты мне хотела сказать? Таня! Почему ты молчишь?
– сказал он, взяв ее за руку.

– Все пытаюсь угадать, как ты к этому отнесешься. Она наконец открыла глаза и смотрела теперь на него внимательно и пытливо, видимо стараясь не пропустить ни одного его движения.

– Знаешь, Саша, я, кажется, могла бы влюбиться, - сказала она наконец, и по голосу ее было слышно, как трудно ей далось это признание.

Саша достал папиросу, тщательно размял ее и закурил.

– Не понимаю, что это значит - могла бы влюбиться? А могла бы и не влюбиться?