— Правильно. Я же вам не все рассказал.

И он рассказал.

— Серьезно?

Она засмеялась и покачала головой, взяла свой бокал и допила мартини.

— А я-то посчитала вас интересным человеком, хотя все так банально. Если он убил своего отца, компании не нужно выплачивать эти деньги… Вы правы: наружность — ненадежный ориентир.

— Более нелепой вещи в жизни своей не слышал!

Норвуд поднялся и отправился со своим бокалом в полумрак к письменному столу.

— Питер дружил с отцом.

— Дружба распадается. Пример: миссис Оутс и ее муж.

— Ах, — покачала она головой, — мы с Джоном никогда не были друзьями. Он зависел от меня в отношении здравомыслия и опоры. Я зависела от него… ну, он был красив и обаятелен. Делайте собственные выводы.

Она снова попала в круг света, наливая выпивку.

— Но Джона и Питера можно было с полным основанием назвать двойняшками. Они одинаково думали, одинаково двигались, одинаково разговаривали, выглядели одинаково. Им нравились одинаковые вещи. Они были — не знаю, как это высказать, — погружены друг в друга, если вы понимаете, что я имею в виду. Как мне кажется, они были единственной парой людей, которые прожили вместе двадцать лет и совершенно искренне наслаждались каждой проведенной минутой.

— И объединились против вас, как мне сказали, — добавил Дэйв.

Когда она повернулась к Дэйву, ее улыбка была насмешливой.

— И поэтому стали в два раза слабее. Понимаете, они обладали не только одинаковыми достоинствами, но и слабости у них были одинаковые. Вот почему я считаю ваше предположение абсурдным. Ни у одного из них не нашлось бы достаточно силы духа, чтобы кого-то убить… Кроме, конечно, самих себя. Джон делал это. С помощью морфия. Это записано в отчете врача-эксперта. Он был наркоманом.

— Ему вводили морфий из-за нестерпимых болей, — сказал Дэйв.

Она покачала головой.

— Боли давно прошли. Справьтесь у доктора де Калба.

Вернулся Норвуд и сел в кресло.

— Джон мог утопиться. Он был страшно напуган, что рубцы и ожоги оттолкнут от него людей. Ведь он всегда так гордился своей внешностью.

— Эйприл не обращала внимания на рубцы и шрамы. Она время от времени работала. Они что-то ели. У них была крыша над головами. Она была его будущим.

— Не Эйприл, а Питер, — упрямо заявила Ева.

— Нет. Это показывает его намерение изменить страховой полис. Питер его бросил. Не знаю, по какой причине, но они рассорились.

— Весьма сомнительно! — произнесла Ева. — Стремление сэкономить деньги для компании совсем замутило ваши мозги. Если Питер убил своего отца ради страховки, почему же он не попытался ее получить? Чем он сейчас занят?

— Где-то дрожит от страха, — ответил с усмешкой Дэйв. — Некоторые люди так расплачиваются за убийство. Одно дело — убить человека. Другое дело — ждать и жить с осознанием собственной вины… Благодарю за мартини. — И он пошел к выходу через пол утемный коридор.

Вечер застал его во внутреннем дворе. Он посмотрел на часы: 6.10. Ему следовало позвонить раньше. Ну, что же, придется это сделать сейчас. Есть ли поблизости телефон?

Автомат ждал на темном углу, как ребенок из давно позабытой игры в прятки. Будка была старая деревянная, с решетчатыми окнами, с трех сторон полускрытая разросшимся ивняком. Когда он вошел внутрь, с трудом закрыл дверь и даже включил свет, то подумал, что отростки все того же ивняка, пробившиеся в трещину в полу, напоминают корни растений, которым любой гроб не представляет преграды. Ни один человек не отважится в такой будке на долгий разговор, даже если ему некуда спешить. Где-то снаружи часы пробили четверть.

Дэйв набрал нужный номер.

— Алло?

Трубку взяли сразу же, но голос звучал неясно, ибо в комнате работало радио. То ли Эдит Пиаф, то ли Жульетт Греко. Он так и не разобрал. Это не имело значения. Он относился плохо ко всем этим шансонье из Франции, впрочем, как и к копиям из «Пари-матч», обильно украшающим их гостиную, и ко всем письмам Жанет. Потому что для Дуга они оставляли в живых Жан-Поля, разбившегося автогонщика, у которого тот жил так долго. Дэйв у него останавливался на то время, что он работал в НАТО во Франции. Дэйву захотелось крикнуть: «Выключи приемник!», но он не закричал. Они никогда не кричали друг на друга. Их отношения не были столь близкими, к сожалению.

Он сказал:

— Это телефон на кухне? Ты готовишь?

— Нет, это телефон в спальне. И я ничего не готовил. Только что принял душ.

Он ясно представил себе парнишку, невысокого, но с широкими плечами, совершенно нагого, поддерживающего трубку плечом, пока он вытирался красным махровым полотенцем Рода, а вода капала на коврик Рода. Родом звали его незабвенного приятеля, после смерти которого он никак не мог оправиться.

— Хорошо, не стряпай ничего, — сказал Дэйв, находящийся на расстоянии семидесяти пяти миль от Дуга. — Мне нужно повидать еще одного человека в этих краях. Может, ты приедешь в Эль Молино? Здесь превосходный ресторан. Я позвоню Мадж. Мы поужинаем втроем.