У терапевтического отделения санитар Архипов в одиночестве метался между корзинами с бельем. Мы принялись помогать ему грузить их в подъехавшую машину. Федул работал как экскаватор, кричал на Архипова, что тот не так движется, мне прикасаться к корзинам не позволял.

В немецкой прачечной даже сотни вещей сдать и получить ранее сданное, готовое белье было делом пятнадцати минут. Через час я вернула сержанта в кожное отделение, выразив его командиру благодарность за отличного помощника. Тут уж остолбенел сам майор, находившийся в постоянном предынфарктном состоянии из-за далеко не безопасных хулиганских проделок сержанта. Еще раз громко поблагодарив при всех своего помощника, совсем тихо повторила, взяв его за руку: «Спасибо, Федя», получив взамен его беспредельную преданность. Мой тяжелый эмоциональный заряд достиг цели.

Федул был решительным, способным, самолюбивым, стремившимся в лидеры мальчишкой, но уступавшим «вожаку» в интеллекте и физической силе. Мое вмешательство в его отношения с главарем прекратило драки и нормализовало обстановку.

Федя разительно изменился, сильно вырос за год. За ответы на занятиях справедливо получал не только от меня, но и от строевых командиров пятерки. Я была рада, что смогла помочь парню в трудный период его жизни. Он даже бросил курить, заметив, что мне неприятен запах махорки. Через много лет мне стало известно, что трое моих бывших учеников, отслужив в армии, закончили Минский медицинский институт. Федул оказался среди них. На плановой инспекторской проверке госпиталь получил высокую оценку за культуру медицинского обслуживания.

Жены, изнывая дома от безделья и развлекаясь сплетнями, пустили слух: «Тут дело нечисто, иначе зачем кормить солдат пряниками?» Старший сержант, ставший моим верным помощником, смущаясь, сообщил мне об этом. Мы заволновались. Что делать? Посоветовались и решили: усилить дисциплину и ждать визита начальства.

Начальник госпиталя, подполковник, не заставил себя ждать. В войну он был командиром медсанбата и за время своей службы забыл медицинские тонкости. Он был строг и справедлив. В свободное время не отказывался повеселиться в компании, играл на аккордеоне, ухаживал за дамами, обладал здоровым чувством юмора.

Как мы и предполагали, он явился неожиданно. Увидев его в дверях, я встала и скомандовала: «Смирно!» Парни вытянулись в струнку. Подойдя к командиру, доложила: «Медицинское отделение проводит занятие. Тема: инфаркт миокарда». Он ответил: «Вольно!» Все сели.

Первым впечатлением начальника было изумление. Больничная столовая преобразилась. На стенах висели учебные пособия. На столах лежали муляжи различных человеческих органов. В центре помещения стояла кушетка, покрытая белоснежной простыней. Инструментальные столики соседствовали с новым электрокардиографом. Комната ярко освещалась. На обеденных столах, за которыми сидели санинструкторы, ослепительно сверкали крахмальные скатерти, со времен фашистов лежавшие без употребления на складе.

Начальнику поставили, как и полагается, отдельный стул. В армии не допускается никаких нарушений уставных отношений. Однако шеф сделал ошибку, переставив свой стул вплотную к моему. Присутствующим это явно не понравилось. Они насторожились. Но командир был в отличном настроении. На мой вопрос: «Разрешите продолжать?» — сказал: «Продолжайте».

Зная, кто что выучил, я вызвала: «Сержант Макаренко». Он ответил: «Я» — и встал. «Расскажите о анатомическом строении сердца». Он ответил: «Есть рассказать!» Взял указку и на отлично рассказал и показал по таблицам и муляжу строение органа. Следующим я вызвала его напарника Черникова и попросила его изложить действия медицинского персонала при подозрении на инфаркт. Сержант изложил.

Тут довольный начальник, придвинувшийся ко мне совсем близко, смеясь, зашептал мне на ухо: «А что, твои коллеги терапевты знают все это?» По недовольным лицам медбратьев стало понятным — возмущены! Как посмел, старый, приблизиться к их наставнице и шептать ей на ухо, еще и смеясь?!

Меня охватила тревога. Что могут выкинуть головорезы? Но умница Черников неожиданно спросил начальника госпиталя: «Разрешите обратиться к доктору Дороговой?» Получив ответ «Разрешаю», спросил у меня: «Кто больной?» Я ответила: «Товарищ подполковник!»

Мгновенно оба парня сорвались со своих мест и, схватив его, довольно большого и грузного, под колени и под плечи, перенесли на кушетку. Не успел «больной» опомниться, как лишился сапог и всей одежды до пояса.

Макаренко надел ему на плечо манжетку аппарата для измерения кровяного давления. Черников укрепил на теле начальника электроды. Затем оба парня склонились над электрокардиографом. Через пять минут данные кровяного давления и готовая ЭКГ лежали на моем столе.

Начальнику помогли одеться. Он был растроган и очень доволен. Кровяное давление, правда, оказалось повышенным. На ЭКГ имелись признаки перегрузки левых отделов сердца. Я объяснила все это присутствующим и велела дать больному лекарство, что тут же сделали, преподнеся на чистой тарелке со стаканом воды.

Из огромного чайника налили всем чай, поделились с командиром пряниками. При этом обсудили важные вопросы солдатской службы. Узнав, что пряники — мое угощение, начальник вызвал офицера, дежурного по части, и продиктовал ему приказ, который гласил, что шеф-повару по определенным дням, к определенному времени в распоряжение врача Дороговой необходимо выпекать тридцать сдобных булочек с изюмом и маком. Расходы отнести в графу: «Усиленное питание».

Все смеялись — нас двадцать. Он ответил: «Остальное — для гостей!»