ДРЕЗДЕН

Жизнь офицерской семьи беспокойна. Не успеешь толком устроиться и прижиться на одном месте, как возникает необходимость перебираться на другое. За шесть лет нашей семейной жизни это был четвертый переезд. А как гласит пословица, популярная в военной среде: «Два переезда равняются одному пожару».

На этот раз нас ждала дальняя дорога, не с одной улицы на другую и не из одного города в другой, а за границу — в советскую оккупационную зону в Германии.

Я с детьми могла остаться в Союзе, отпустив мужа одного на год службы за рубежом. Благоустроенное военкоматовское жилье, где я с детьми была прописана, предоставляло такую возможность, но наша горячая любовь друг к другу и семейное счастье такую возможность отвергали. Расставание было немыслимым. Несмотря на то, что старшей девочке не исполнилось и пяти лет, а младшая родилась восемь недель назад, и на то, что была морозная зима 1954 года, мы тронулись в путь.

Одну из верхних полок в нашем купе поезда Москва — Брест занимал молодой лейтенант. В возникшем тесном коллективе почти на двое суток воцарилась атмосфера армейской дружбы. Парень мгновенно подружился с нашей старшей капитанской дочкой. Развлекаясь общением с ней, он гулял по коридору

вагона. Ребенком она была смышленым. Научившись читать самостоятельно, девочка знала наизусть множество стихотворений, которые непрерывно рассказывала новому другу. Особенно увлеченно она излагала «Сказку о царе Салтане», а также все, что написал Сергей Михалков о дяде Стёпе, а Лермонтов о Бородине. Лейтенант в свою очередь тоже что-то читал или рассказывал ей. Помощь его была особенно ощутимой, когда он вместе с мужем устраивал нас на ночлег в детской комнате вокзала.

За ночь нашему поезду поменяли колеса, соответствующие заграничным рельсам, и мы покатили по Германии. На чужом вокзале нас никто не встречал. Немец-таксист был очень любезен.

Город Дрезден разделялся рекой Эльбой на две части: старую, лежащую в жутких руинах, и новую, промышленную, не тронутую войной. В ней на улице Маринен Аллея располагался большой госпиталь. При фашистах он принадлежал известному хирургу Роту. Мы были знакомы с его работами. Один из видов хирургической операции носит его имя. Во время нашего появления он являлся армейским госпиталем 1-й танковой армии, расквартированной в Дрездене.

Как везде и всегда, с жильем были трудности. Предупредив, что жилье временное, нас поселили в одной из комнат просторной четырехкомнатной квартиры напротив госпиталя. Две смежные комнаты занимал подполковник с женой и дочкой. Третья комната принадлежала чете военных врачей с пятилетней девочкой.

Наша комната была большой, мебель в ней — старинной немецкой. Часть стены занимал необыкновенный буфет из красного дерева. Письменный и обеденные столы были антикварными. На двух больших окнах — бархатные шторы. Позже, когда я рассмотрела новое жилище, заметила в рисунке тисненого бархата фашистскую символику. К моему удивлению, оказалось, что комната не отапливается. При старых хозяевах она предназначалась для спальни, а экономные немцы спят в истопленных помещениях. Стало понятным, чем немецкий климат отличается от российского, но семья без тепла обходиться не могла. Этот жизненно важный вопрос был решен быстро. Явились солдаты с печкой-буржуйкой, установили ее, пробив стену, и научили меня, как топить печь немецким угольным брикетом.

В это время со станции был доставлен багаж. Им служил старинный поместительный сундук, неизменно сопровождавший нас при переездах. В нем находилась не только детская коляска и ванна, всякая посуда и одежда, но и коробка с необходимым питанием на первые дни для меня и детей. Мужа кормила офицерская столовая. Новый этап нашей жизни начался благополучно, если не считать того, что муж получил под свое командование передвижную рентгеновскую лабораторию и мог бывать дома один раз в неделю. С первых дней в новых обстоятельствах я осталась с детьми одна.

Первой свою товарищескую помощь предложила пятилетняя соседка, тотчас подружившись с моей дочкой. До открытия детского сада родителям приходилось оставлять ее дома в одиночестве. Особой она была самостоятельной, избалованной и капризной, доводившей мать до истерик.

Девчушка с большим удовольствием фактически поселилась у нас, прибавив мне лишних забот. Но вести себя ей приходилось по моим правилам. Ее родители несказанно обрадовались резким переменам в характере непослушного чада и всячески старались мне помогать.

Другая соседка, имевшая дочку-школьницу и хорошо знавшая гарнизонные трудности, охотно нянчила мою новорожденную. В который раз в жизни я ощутила на себе дружескую помощь товарищей

по службе и в свою очередь старалась чем-то помочь им. Эта незабываемая зима 1955 года была очень трудным периодом жизни.

Но пришла весна. Дети подросли. Госпиталь получил новое жилье для военнослужащих. Нам предложено было переехать в отремонтированную виллу, брошенную в свое время фашистами. Она находилась в получасе ходьбы от госпиталя, на берегу Эльбы, в центре немецких кварталов.