– Ой, да какая разница!

Я тебе покажу, какая разница, подумала Инга, и, выйдя из смотровой, мстительно протянула историю молодому ординатору Писаренко.

– Извольте, аппендицит. Я сделала вам царский подарок – оформила историю, так что берите кого-то из студентов и идите спокойно оперировать.

Обрадованный Писаренко унесся договариваться с анестезиологами. До этого ему доверяли аппендэктомию только под присмотром старших товарищей.

– Не боитесь? – спросил Побегалов. Он изучал журнал поступления, чтобы найти подходящих пациентов для завтрашнего учебного процесса.

– А что такого? – она пожала плечами. – Половозрелый самец, диплом с сертификатом в кармане, пусть работает.

– Одним глазком все же приглядите, – посоветовал доцент. Сегодня он был как-то необычно серьезен.

– Знаете что? Родина его семь лет учила в медицинском институте, а потом приняла на работу, даровав ему тем самым право удалять аппендиксы своим гражданам. Ко мне какие претензии?

– Тоже верно. Но в нашей профессии столько хитростей и подводных камней, что порой оказывается бессильным весь твой опыт. А когда опыта нет, совсем беда.

– Верно, верно! – вклинился в беседу Спасский, хмурясь. – Вот я недавно делал тот же самый окаянный отросток. Главное, случай – классика советской аппендицитологии, в иные времена минут бы за шесть уложился. А тут работаю и полное чувство, что руки из задницы растут. Ну, первая мысль какая? Все, профнепригодность. Или микроинсульт хватанул, причем почему-то сразу в обе руки, или иррадиация сердечных болей. Резко прогрессирующий остеохондроз казался мне в тот момент подарком судьбы. А потом снял перчатки и понял, что я не столько безрукий, сколько безголовый. Просто какой-то идиот закупил нам перчатки из пластмассы, да еще сестра ухитрилась перепутать и дала мне на размер меньше. А я не сообразил, старый осел. Но речь не об этом. Вы уже знаете?

– Что? – спросили Инга с Побегаловым в один голос.

– Пойдемте тогда в курилку.

– Тебе ж нельзя.

– Я и не буду. Просто не хочу на весь приемник орать.

В курилке Спасский подтянулся и сел на высокий подоконник:

– Ректора взяли, – сказал он негромко.

Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Инга схватилась за стенку. Несмотря на туманную формулировку, она сразу поняла, что имеет в виду Спасский.

– Как?

– Да вот так. Первый приличный мужик на моей памяти, и на тебе!

– Но он же совсем недавно в должности…

– Так а чего тянуть, если неугоден? – фыркнул Андрей Петрович. – Сейчас, Инга, время такое. Время серости, причем не только у нас, во всем мире. Яркие люди всех раздражают, и от них пытаются избавиться поскорее, причем еще обмазать кое-чем, чтобы они выглядели такими же серыми хотя бы чисто внешне, хотя бы издалека.

– Вы совершенно правы, – сказал Побегалов своим фирменным занудным голосом, и у Инги закружилась голова. Как же так, Виктора арестовали, а для них это всего лишь повод потрещать о судьбах человечества! Но она была так поражена, что не было сил оборвать доцента. – Серая масса не приемлет талантливых людей. Потому что не ставит перед собой целей, для которых необходимы лидеры, личности. Когда стадо ни к чему не стремится, ему вожаки ни к чему.

Инга судорожно вздохнула и прижалась затылком к холодной кафельной стенке. Побегалов достал сигареты, прикурил и сделал глубокую затяжку.

– За что хоть прихватили?

– Да я откуда знаю? За взятку от пациента вроде, он же еще ничего не успел распилить с нашими бандитами из бухгалтерии. И приобретений у нас таких не было, чтобы откаты брать. Вот если бы прежнего ректора взяли, я бы ни на секунду не удивился, а Стрельникова-то за что? Может, чисто профилактика? Типа сенсибилизация по Безредко?

– В смысле?

– В смысле, вот, смотри, что будет, если ты не станешь играть по нашим правилам. У нас же закон все больше и больше становится инструментом для сведения личных счетов, повязка с глаз Фемиды давным-давно сползла.

– Вы преувеличиваете, Андрей Петрович, – сказал Побегалов, – сейчас не тридцать седьмой год на дворе.

Буркнув что-то невразумительное, Инга оставила их и прямо в халате вышла на крыльцо приемного. Набрала номер Стрельникова, он оказался выключен. Значит, Спасский не врет. Но неужели Виктора посадили, сунули в одну камеру к бомжам и уголовникам? Он такой чистюля, просто умрет там от отвращения.

Да нет, не может того быть! В полиции или где там ведется следствие, работают тоже люди и видят разницу между матерым уголовником и приличным человеком.

Она вздохнула, прислушалась к себе. Теоретически она сейчас должна радоваться, по крайней мере, злорадствовать.

Она хлебнула достаточно горя из-за него, теперь очередь Стрельникова выпить свою порцию. Посиди на одних нарах со вшивыми бомжами, будешь знать, как девушек соблазнять, – вот какие оптимистичные мысли сейчас должны роиться в ее голове!