Он тогда просто обнял её, не желая слышать то, что звучало как-то слишком сурово и серьезно. Ему хватало работы, чтобы не хотеть забивать голову чем-то ещё, но он уважал Марикету и то, во что она хотела верить. Он думал, что это именно его работа, полная угрозы и опасностей, заставляет её искать облегчения в церкви, а на такие мысли её толкает постоянный страх за него.

Сейчас Танилли внезапно снова слышал её слова, и отчего-то они оседали в его мозгу так, словно касались и его. Наверно, он уже стареет, раз стал задумываться о таких вещах, как смысл жизни и смерть.

Джил припарковала машину на служебной стоянке. Посмотрела на себя в зеркало, где отражалась спокойная и уверенная в себе женщина, а затем вышла из машины. У неё не так много времени, чтобы успеть сделать всё, что нужно.

Большие колонны, поддерживающие своды вестибюля, уходили вверх, теряясь почти под крышей. Статуя Фемиды, стоящая у стены, словно напоминала всем тем, кто проходил мимо неё о том, что здесь её владения. Джил привычно миновала вестибюль и подошла к лестнице, широкий пролет которой поднимался на второй этаж, а затем уходил выше, раздваиваясь уже на две свои уменьшенные копии. Каменные ступени создавали впечатление того, что Дворец Правосудия - это подобие античного храма, уменьшенная его копия, модернизированная и перенесенная сюда из более древнего мира.

Мимо неё проходили люди, и Джил подумала - насколько же они выглядели смешно, изображая из себя преданных слуг закона. Каждый второй лгал, воровал и подтасовывал те самые законы, которые должен был охранять. Она дошла до кабинета Стоуна, толкнула дверь, но та была закрыта. Обычно в это время прокурор всегда находился у себя, если только не проходили слушания, совещания, или Стоун не был в деловой поездке. Джил пожала плечами и пошла обратно, направляясь к лестнице.

Она уже одолела почти половину ступеней, ведущих вниз, когда случайно взглянула в вестибюль и увидела Стоуна, стоящего неподалеку от статуи и разговаривающего с кем-то. Джил довольно улыбнулась и продолжила дорогу вниз. Целых пятнадцать ступеней. Положительно, тут пора было сделать ещё парочку лифтом и пожертвовать никчемной красотой ради удобства.

Джил шла по блестящим плитам из мрамора, из которых был выложен пол, и смотрела на Стоуна. Он стоял спиной к ней, продолжая разговор, который был явно непростым, судя по тому, как был напряжен прокурор. Джил подошла ближе и остановился в нескольких шагах от Стоуна, не желая отвлекать его. Она умеет ждать.

Наконец собеседник Стоуна соизволил оставить его в покое, распрощавшись и уходя в другую сторону. Прокурор явно вздохнул, облегченно переводя дух, словно разговор дался ему не так-то легко.

– Люциан, - позвала его Джил, впервые называя по имени. Стоун обернулся, и она видела, как он смотрит на неё - сперва с удивлением, сменяющимся на обычную приветливость.

– Добрый день, - ему явно нравился её новый облик, - Вы сегодня просто прекрасны.

– Спасибо, - улыбнулась Джил, и его глаза стали темнее, словно то, как она говорила и улыбалась, затрагивало его гораздо сильнее, чем обычный разговор.

– Вы наверно хотите напомнить мне о том, что уходите, - казалось, что его не очень радует это, но Джил не собиралась обсуждать с ним свой уход с работы.

– Не совсем, - она покачала головой, - но ты прав, я пришла поговорить с тобой.

Лицо Стоуна выглядело немного озабоченно.

– Что-то случилось?
– Он беспокоился за неё?

– Да, - она опять улыбнулась ему, - я поняла, что тебе стоит знать одну вещь.

Стоун подошел к ней ближе, и расстояние между ними было чуть больше вытянутой руки.

– Что же я должен знать?
– Джил внезапно поняла, что в его голосе слышится что-то темное, с тонким запахом порока, зовущее её. И часть её действительно хотела отозваться на него, говорящего на одном языке с ней. Но она помнила, что пришла сюда не за этим.

– Люциан, - она подняла руку, касаясь его красивого лица, - есть вещи, которые не стоит скрывать. Например, то, как много крови на твоих руках, которая просто въелась в кожу. Или как много лжи, которой ты пропитан насквозь, сказано этими прекрасными губами. А я ведь уверена, что лгут они так же прекрасно, как и целуют.

Джил смеялась, говоря эти странные слова, и думала, что у неё стал абсолютно другой голос. Более низкий, плавный, опасный. Чужой голос.

– О чем ты говоришь?
– Глаза Стоуна темнели, и их голубизна словно клубилась вихрем, медленно превращавшимся в темноту грозового неба. Но Джил знала, что ему нравится всё происходящее. Ему нравится её голос, и он отзывается на него всем телом. Их связывало нечто темное и настолько же сильное, что выступило сейчас наружу, словно сорвав с них маски, обнажая и показывая свою силу.

– Возможно, ты и вправду считаешь, что я не знаю - кто ты на самом деле, - при этих словах Стоун нахмурился, словно был удивлен, - но меня больше волнует то, что касается конкретно меня.

Джил почти вплотную подошла к нему так, что их тела почти соприкасались. Стоун сделал движение, словно собирался протянуть руки и обнять её, но остановился.

– Ведь это ты заставил суд приговорить моего друга, - она прошептала это так, словно признавалась в том, что хочет его прямо здесь и сейчас. Несмотря на то, что она знала о том, что он испытывает это же желание, Стоун едва заметно улыбнулся.