Черкасские, Шереметевы, Куракины, Урусовы были едины: «Петра Алексеевича».

Милославские, Хитрово, Собакины возразили: «Первенство — первородному».

Люди усопшего царя, Языков, Лихачёв, Апраксины, — безучастно молчали.

Святейший Иоаким прочитал «Отче наш» и предложил:

— Все мы видим и слышим — большинство за избрание великим государем царевича Петра, но есть и другое мнение. Право первородства древнейшее. Да не будет распри между нами. Обратимся к народу. Слава Богу, выбранных со всей России в Москве нынче много, усопший государь призвал их для решения военных дел, торговых и иных.

Послали за соборными людьми, чтоб не мешкая явились на площадь перед Красным крыльцом.

Через полчаса к собравшимся вышли святейший патриарх, архиереи, бояре, ближние люди царевичей и царя, лежащего во гробе.

Святейший благословил народ и рёк:

— Изволением Божиим великий государь царь Фёдор Алексеевич всея Великие, Малые и Белые России оставил земное царство ради небесного, суетное ради вечного. Детей великому государю, обретшему вечный покой, Господь не дал. Остались братья его, великие князья Иоанн Алексеевич и Пётр Алексеевич. Думай, народ, кому быть на царстве, — старшему, Иоанну, скорбному главой, младшему Петру, коему десяти лет ещё не исполнилось, или обоим вместе? Объявите единодушное согласие ваше.

— Хотим Петра! — крикнули из толпы: не дурака же посадить себе на шею.

— Петра, младшего! Умного! — веселилась толпа под мерные удары колоколов.

— Да будет единый царь Пётр Алексеевич! — объявили выборные люди общее своё мнение, но тут, рассекая толпу, кинулась к Красному крыльцу решительная ватага.

— Ивана Алексеевича! — кричали что есть мочи эти несогласные.

Святейший Иоаким повторил вопрос:

— Кому быть на престоле Московского государства?

— Петру Алексеевичу! — грянуло тысячеголосо.

— Ивану Алексеевичу! — надрывали глотки сторонники Милославских.

Дворянин Максим Сумбулов пробился вперёд.

— Престол Московского царства по первородству принадлежит царевичу Ивану, — сказал он патриарху. — Сё выбор Всевышнего!

— Петра Алексеевича! Петра Алексеевича! Петра! Петра! — гремела площадь. Весело давить маломочных упрямцев!

Дьяки крикнули тишины, и патриарх объявил:

— По избранию всех чинов московских и многих людей земли Русской быть великим государем и царём Петру Алексеевичу!

Архиереи, синклит вернулись в Грановитую палату, а там уже не два трона — один, трон Иоанна Грозного, белая резная кость.

На трон посадили Петра Алексеевича, святейший Иоаким совершил ритуал наречения в цари и, взявши крест, стал возле престола. Бояре, окольничие, думные люди присягали царю-отроку и покорно целовали крест — Милославские, Хитрово, Собакины, и князь Василий Васильевич Голицын, главный советник царевны Софьи, и князь Иван Андреевич Хованский, не терпевший выскочек Нарышкиных.

Дворцовые люди: стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы целовали крест на верность великому государю Петру Алексеевичу в церкви Спаса Вверху, к присяге приводили их Яков Никитич Одоевский да Щербатов с думным дьяком Василием Семёновым.

В Успенском соборе царю Петру клялась в верности стольная Москва. У присяги были боярин Пётр Салтыков, окольничий князь Григорий Козловский, думный дьяк Емельян Украинцев.

Фёдора Алексеевича во гроб клали, а именем великого государя Петра уже шли жалования: в спальники записали Ивана Кирилловича Нарышкина, его братьев Афанасия, Льва, Мартемьяна, Фёдора да Тимофея Юшкова с Тихоном Стрешневым — бывших стольников царевича.

Тотчас последовал ещё один указ: великий государь пожаловал из опалы, велел быть в Москве Артамону Сергеевичу Матвееву да Ивану Кирилловичу Нарышкину.

Артамону же Сергеевичу вместе с указом о помиловании послали ещё и грамоту: писаться по-прежнему боярином. Стольник Семён Алмазов помчался в Лух. Не мешкая. На ночь глядя.

Роняли медные слёзы колокола.

В Кремле плакать было недосуг, зато Москва горевала. Коли уходит человек в мир иной во цвете лет — всякому сердцу и тошно, и обидно, а коли человек сей царь — тут только головой вскрутнуть да слезами умыться.

Любит народ русский поплакать о судьбине. Ранняя смерть равняет царя с ярыжкою.

Марфа Матвеевна сидела обмерев, как заяц садится перед охотником, когда силы-то уже нет ноги уносить. Изумительная жизнь задалась ей два с половиной месяца тому назад: была сирота без приданого, и на тебе — царица! Великая государыня всея России! А сколько раз с мужем в постели спала, сладкий долг жены исполняя, — на одной руке пальчиков хватит. В день венчания захворал, а потом пост, да ведь Великий, Страшный, а там Пасха — и жизни конец.