Не искушенная в подобных вещах миссис Линд ничего не заметила. Она лишь отметила про себя, что девочка вполне раскаялась, и все возмущение было немедленно вытеснено из ее, в сущности незлобливого сердца. Нет, она злой никогда не была, а вот назойливой – ну, разве что иногда!

– Ладно, ладно, вставай, детка! – тепло сказала она. – Ну, разумеется, я прощаю вас! Да и я, надо сказать, перегнула палку! Но я ведь всегда слишком прямолинейна! Не обращайте внимание, вот и все! Никто не станет отрицать, что ваши волосы – абсолютно рыжие; но я знавала одну девочку, чьи волосы были точно такого же цвета. Ходила в школу когда-то вместе с ней! Так вот, когда она выросла, ее волосы приобрели приятный каштановый цвет! Ни на мгновение не сомневаюсь, что и с вашими произойдет нечто подобное!

– О, миссис Линд! – Энни набрала в легкие воздух, поднимаясь с колен. – Вы даете мне надежду! Вы – благодетельница! О, все смогу вынести, будь я уверена, что они со временем станут каштановыми! Тем, у кого красивые каштановые волосы, легче быть хорошими, не правда ли? А теперь можно мне пойти в ваш сад и посидеть под яблоньками, пока вы с Мариллой будете разговаривать? Какое там раздолье для полета фантазии!

– О, боже, да конечно же! Идите, побегайте, детка! Можете нарвать букетик белых июньских лилий, если хотите! Они там, в уголке сада!

Стоило лишь двери захлопнуться за Энни, как миссис Линд проворно встала и зажгла лампу.

– Что за странная девочка, Марилла! Возьмите-ка лучше вот этот стул: он удобнее, чем тот, который вы берете. На том обычно отдыхает мальчишка-поденщик. Да, она, конечно, – очень странный ребенок, но как мило с вашей стороны, что вы приютили ее! Я ничуть об этом не сожалею больше! Да, ее можно воспитать!.. Конечно, у нее своеобразная манера выражаться. Э… немного экспрессивная, что ли! Но она непременно с этим справится, если останется жить среди нормальных, цивилизованных людей! Да, темперамент у нее непредсказуемый: то вспыхивает, как вулкан, то затихает. В этом, вообще, тоже есть свои плюсы. Например, такие дети предпочитают не лицемерить и они не предадут. Отгородите меня от лживых детей! Вот это – настоящая напасть! Так что, Марилла, она мне начинает нравиться!

Когда Марилла собралась домой, явилась Энни из благоухавших сумерек и принесла с собою букет белых нарциссов.

– А неплохо все прошло? – важно спросила девочка, когда они возвращались по дорожке из лощины. – Я подумала, что уж если делать это, то все должно выглядеть красиво!

– Да, вы все сделали так, как нужно, – прокомментировала Марилла. Она поймала себя на том, что ей очень хотелось рассмеяться и во время этого «представления». И еще. Ей не терпелось разбранить Энни за то, что все прошло уж слишком хорошо. Но это было бы уже нелепо! Она ограничилась тем, что строго сказала: «Надеюсь, вам не придется извиняться слишком часто! Старайтесь контролировать свой темперамент!»

– Это не составит особого труда, если люди перестанут попрекать меня моими внешними данными, – вздохнув, сказала Энни. – А от других вещей я попросту не завожусь!.. Но цвет волос – это, увы, мое «больное место», и я моментально вскипаю, а вы можете допустить, что они, когда я вырасту, станут прекрасного каштанового цвета?!

– Ну, не нужно так много думать о своей внешности, Энни. Вы же не какая-нибудь пустышка, ведь так?

– Нет, не пустышка, но я – «гадкий утенок», – вздохнула Энни. – А я так люблю все красивое! Поэтому, терпеть не могу смотреться в зеркало и видеть свое «невзрачное» отражение. И мне себя жаль; я испытываю жалость ко всему, что не обладает красотой!

– Встречают по одежке, провожают по уму, – буркнула Марилла.

– Я тоже так себе говорю. Но меня одолевают сомнения по этому поводу, – скептически заметила Энни, вдыхая запах нарциссов. – О, какие прелестные цветы! Как мило, что миссис Линд позволила мне их взять с собой! Я больше не испытываю к ней неприязни, – словно камень с плеч свалился! Какое хорошее чувство возникает, когда приносишь свои извинения после… «бури», и когда тебя, в конце концов, прощают!. Ах, какие сегодня яркие звезды! Если бы вы могли жить на звезде, какую из них вы бы выбрали? Я мечтаю поселиться вон на той, огромной и ясной, что над темным холмом вдали!

– Энни, попридержите язык, – сказала Марилла, тщетно пытаясь уследить за мчавшейся галопом быстрой мыслью Энни.

До тех пор, пока они не повернули на дорожку, ведущую в усадьбу, Энни больше не проронила ни слова. Легкий, шаловливый ветерок коснулся их разгоряченных от ходьбы тел, овевая терпко-сладким ароматом стоявших под вечерней росою молодых папоротников. Там высоко, под сенью деревьев, мерцал веселый огонек: на кухне Грин Гейблз горел свет. Энни вдруг подошла к Марилле, и ее худенькая ручонка скользнула в огрубевшую от работ ладонь пожилой женщины.

– Как хорошо, когда идешь домой и уж знаешь наверняка, что это твой дом! – произнесла она. – Я полюбила Грин Гейблз! А до этого ни одно место не вызывало во мне подобных чувств! Ни одно из них не было домом. О, Марилла, как я счастлива! Сейчас для меня не составит труда произнести молитву!.

Что-то теплое и нежное проснулось в душе Мариллы с прикосновением этой детской ладошки. Быть может, она ощутила «пульс материнства», которое ей так и не довелось изведать? Прилив этих чувств еще больше взволновал ее. Она заметила: