– У вашей сестры были с собой ценности, украшения?

Соня застыла, машинально схватившись за медальон у себя на шее. Конечно же. В пакете есть кости, остатки платья, но нет медальона.

– Софья Николаевна, вы что-то вспомнили?

– Да. Вот, видите?

Она взяла у него из рук верхнюю фотографию, на которой Лиза была снята крупным планом – лицо, совершенное, как у Снежной королевы, длинная шея, а на ней медальон.

– Кулон. – Полицейский тронул украшение на шее Сони. – Это он?

– Нет. – Соня прикрыла его ладонью, потом опустила руки, позволив полицейскому рассмотреть украшение. – Это подарок дедушки. Профессор Шумилов был ученым с мировым именем. Кроме этого, у него была масса разнообразных талантов, он умел делать все на свете. И эти медальоны он отлил для нас сам, украсив драгоценными камнями и выгравировав наши знаки зодиака. У Лизы был Овен. Я нарисую картинку, сам медальон был точно такой, как у меня.

– Серебро? Не очень ценный металл.

– Много вы понимаете. – Соня фыркнула. – Это платина, а камни – бриллианты, изумруды, сапфиры и рубины.

– Ого!

– Да. Лиза носила его точно так же, как и я, постоянно. Только у нее камни бриллианты и сапфиры, у меня больше разновидностей, но и рисунок другой. Он пропал вместе с ней, и сейчас в пакете его нет, или я не видела.

Остаток пути они проделали молча.

Эксперты увезли останки, водолазы собирали снаряжение – под шумок они вытащили и пакет с утонувшей выпивкой. Двое полицейских собирали бумаги – закончили опрос свидетелей.

– Ну что, едем?

Невысокий коренастый полицейский, приехавший вместе с Денисом Петровичем, закрыл папку с бумагами и удовлетворенно хмыкнул – компания интеллигентная, люди все значительные, все произошло двадцать лет назад, тогда оказалось висяком, чего уж сейчас ждать. Но отчет писать придется, все бумаги составлены как полагается. Одно утешает – его угостили шашлыком и пивом.

– Едем, Витя. Вот, Софья Николаевна, моя визитка. Если что-то вспомните – звоните в любое время.

Соня взяла визитку – Реутов Денис Петрович, телефоны… Ну что она еще может вспомнить? Она много лет вспоминала, но так и не вспомнила. Она никогда не знала, что произошло с Лизой.

– Хорошо.

Она пошла в беседку, на ходу пытаясь понять, как ей сейчас себя вести, но так и не поняла. Она была озадачена, удивлена и расстроена. И все.

«Может, я и правда бесчувственная? – Соня посмотрела на озеро, потемневшее от вечерних сумерек. – Ну, не ощущаю я ни горя, ни утраты. И никогда не ощущала. Я не любила ни Лизу, ни мать, ни отца. Никого из них не любила, потому что они не любили меня. Я никогда не ощущала их любви, только долг там, где есть место долгу – накормить и одеть-обуть, дать образование, но на этом все. И когда их не стало, я не горевала по ним, потому что знала, что они были мне чужими, как и я им. Это ненормально, и тем не менее пора это признать».

– Соня…

Маша ступила ей навстречу. Соня поняла, что нужно изобразить скорбь, но она не любит и не хочет притворяться. Да, ужасно, в общем, но никакой скорби. Просто констатация факта. А вот то, что убийца шастал здесь, и то, что страшный пакет лежал в ее озере, где теперь не факт, что можно будет купаться, Соню опечалило.

– Ничего, Маш. Со мной все нормально.

Они молча смотрели друг на друга. Сегодняшний вечер сплотил их, они вдруг стали очень близки именно потому, что боль, которая таилась в их душах много лет, выплеснулась, и утешение, дружеское участие исцелили раны. Не полностью, конечно. Есть раны, которые нанести гораздо легче, чем залечить.

– Давайте включим лампу. – Соня опустила на стены беседки антимоскитную сетку и зажгла керосиновую лампу, висящую под потолком. – Темно уже…

Они молча расселись, Илья снова разлил напитки. Они молчали, не зная, что сказать – ни Соне, ни друг другу. Конечно, все помнили Лизу, но никому из них ее исчезновение не причинило горя. Просто как факт – да, взволновало и расстроило, но для скорби у них тогда не было причин, как нет их и сейчас.

– Тут что важно, ребята. – Маша обвела всех взглядом. – Лизу кто-то убил, и все это ужасно.

– Маш, обязательную часть можно пропустить, к чему эти книксены. – Соня отпила из стакана сока и откинулась в кресле. – Вы не знали ее, я тоже толком не знала. И – да, я не плакала по ней тогда, не стану и сейчас, у меня есть на то свои причины. Но тот, кто убил ее, должен за это заплатить. Дело не в моем горе, а в справедливости.

– Да. – Маша вздохнула. – Мы все в курсе, что твоя маман, прости, господи, ее безумную душу, проделывала с тобой под флагом болезни Лизы.

– Знаете?!

– Соня, это иногда обсуждалось в наших семьях. – Илья дотронулся до ее плеча. – Конечно, мы знали. Просто тебе не говорили. Мы думали, тебе будет неприятно, что мы знаем. Но наши родители и бабушки-дедушки были не просто обывателями. Это были ученые, многие – с мировыми именами. И мой дед, профессор Миронов, консультировал твою мать по поводу Лизы. Ты разве не знала?

– Нет… – Соня беспомощно смотрела на друзей. – Понимаете, они это, наверное, обсуждали, но я всегда старалась просто не слышать, что они говорят, потому что все разговоры, если не о науке, были о Лизе. Лиза то, Лиза се, а давайте еще вот это попробуем, а за границей есть методики… ну и в таком же духе. Я просто научилась отсекать себя от этих разговоров.