– В семье не без урода. – Реутов подшил к делу заключение экспертов. – Итак, совершенно точно установлено, что Лиза убита в овраге, метров за триста от того места, где Анжелика Рыбкина поранила ногу.

– И Анжелика ничего не слышала!

– Нет, потому что Лиза не разговаривала. К тому же ее могли убить и позже, когда Анжелику из оврага вынес неизвестный. – Реутов придвинул к себе стопку бумаг. – Андриевский показал, где они с Филатовой обнаружили тело, а Рыбкина указала место, где они с Лизой в тот день расстались. Лиза ушла недалеко, убить ее мог кто угодно, любой человек. Вопрос только, зачем.

– Кому могла помешать девочка с аутизмом, которая всегда молчала?

– Молчала-то она молчала, но рисовала картинки-комиксы, ее рисунки я изучил очень подробно. – Денис положил около себя стопку альбомов и взял верхний. – Лиза Шумилова не просто рисовала портреты людей, которые были рядом с ней. Вот, смотри, она подробно изобразила лабораторию своего деда. Видишь, что здесь?

– Ну, вижу. Стекляшки, трубки, микроскопы, фигня всякая научная, в общем.

– А вот клетка, в ней крысы. – Реутов ткнул пальцем в рисунок. – Вопрос: что делал профессор Шумилов в своей лаборатории? Чем он вообще занимался? Следователь Прокофьев натолкнул меня на верную мысль, и я сделал запрос в Институт химических технологий, где числился на работе Шумилов. Оказалось, что в институте было подразделение, которое занималось заказами от Минобороны, и что они там делали, никто не знает, все было засекречено. Руководил этим отделом лично профессор Шумилов, с его смертью прекратились исследования, все материалы были изъяты и вывезены неизвестно куда. То есть что-то они там такое сочиняли, что подразделения давно нет, а разработки до сих пор засекречены. Ты понимаешь, как обстоит дело?

– Честно говоря, нет. – Виктор открыл следующую банку пива. – Дэн, чем дальше в лес, тем толще партизаны. Не думаю, что работа профессора Шумилова имела отношение к убийству его внучки.

– Не знаю. – Реутов рассматривал рисунок Лизы. – Видишь, она эти рисунки, где изображала деда и отца в лаборатории, выполняла обычным карандашом. Если остальные рисунки в цвете, то все, что касалось деда и отца, – простой карандаш, невыразительные лица, зато очень подробно – оборудование лаборатории и все, кто имел к ней доступ.

– И что?

– А то. – Реутов хлопнул рукой по столу. – Смотри на этот рисунок. Видишь?

– Вижу. – Виктор взял в руки альбом. – Старик Шумилов, как обычно, стоит спиной. Его сын вообще без лица, только очки блестят. И еще кто-то.

– Это профессор Оржеховский, заслуженный врач и прочая, прочая, прочая. Вот он прорисован подробно – все тем же простым карандашом. – Реутов победно ухмыльнулся. – Дражайшая Елена Станиславовна должна нам многое объяснить.

Соня сидела на бортике бассейна, болтая в воде ногами. Афанасьев прислал за ней машину, и отказываться от визита стало неудобно. Соня решила для себя: если старик будет предпринимать какие-то поползновения в нежелательную сторону, она прямо ему скажет, чтобы прекращал свои глупости. Но пока ничего такого не происходило, и Соня с удивлением отметила, что Афанасьев обладает тонким чувством юмора и очень умен.

– Ну а рыбок своих вы мне когда покажете? Оранжерея меня восхитила, добивайте уже окончательно. – Соня очень хочет поплавать в бассейне, но купальника у нее с собой нет. Да и неудобно как-то. – Вот бы еще кот у вас был…

– Кот будет. – Афанасьев смотрит на нее с легкой улыбкой. – Уже едет кот. Вернее, котенок. Завтра-послезавтра будет здесь, но что с ним делать, я не знаю, он маленький. Поможете мне, Соня?

– Конечно, я с удовольствием. – Она задумалась. – Нужен лоток и наполнитель, две мисочки, лучше керамические, еще нужен домик с когтеточкой – хотя он может проигнорировать его и будет точить когти о ножку стола в гостиной, например. Перевозка нужна, лучше сразу брать просторную, он будет расти.

– Игрушки?

– Только не мячики, он загонит их под мебель и уже не достанет. По большому счету он будет играть всем, до чего дотянется, а дотянется он много до чего. – Соня мечтательно улыбнулась. – Нет на свете прекраснее существ, чем кошки. Ну, где там ваши рыбки?

– Сейчас подадут мороженое, а потом уж будут рыбки. – Афанасьев кивнул слуге, принесшему поднос с едой. – Ставь на стол. Соня, прошу вас, присоединяйтесь.

Она, конечно, понимает, что нехорошо вот так прийти к человеку в дом и сразу за стол, словно пришла поесть, но мороженое выглядит очень соблазнительно, еще густой шоколад, пахнущий как мечта, и удержаться просто невозможно.

– Оооооо… Это божественно.

– Готовили специально для вас. – Афанасьев смеется. – А позже подадут обед, я велел запечь мясо на углях со специями и сыром. И…

– Обед?!

– Ну, я же у вас обедал. – Афанасьев подвигает к ней вазочку с горячим шоколадом. – Кушайте, Соня, это настоящий шоколад, варил мой повар.

– Сам?!

– Конечно. – Афанасьев берет из вазы персик. – У меня отличный повар. Обед вам тоже понравится, я гарантирую.

– А кто еще придет?

– Никто. – Афанасьев наливает ей шампанского. – Со мной живет моя мать, но она поехала к доктору, возраст, знаете, дает о себе знать. Так что я нарушу все правила, и до обеда мы поедим сладкое, как вы любите. И клубника у меня получше, чем у Дариуша, попробуйте.