– Разве то была клубника? Гадость…

Афанасьев хохочет, запрокинув голову, а Соня ерзает – снова сморозила глупость.

– Ну, тогда идем, поглядим на рыбок.

Они идут через сад, Сонины босые ноги шлепают по плиткам, которыми вымощены дорожки.

– Дорожки – просто шелковые. – Соня вздыхает, вспоминая свою беготню по парку Дариуша. – Я люблю лето.

Они спускаются по ступенькам, выходят к озеру, и Соня замирает. Водоем на участке Афанасьева совсем небольшой. Но то, что он сделал с ним, поражает. Грунт вынут так, что метров пять воды от самого дна до верхней кромки оказались над головами посетителей, толстая стеклянная стена – словно витрина, а за ней плавают рыбки. Тропический рай.

– Как же…

– Соня, вы так забавно удивляетесь. – Афанасьев поправляет локон на ее плече. – Тут нет никакого секрета. Эти озера на самом деле просто трещины в земле, если так можно выразиться. И их заполнили грунтовые воды. Я поставил фильтры, чтобы в водоем не попадало ничего извне, нагреватель и подсветку. Извольте убедиться, рыбкам здесь отлично.

Соня завороженно смотрит сквозь стекло. Мысль о том, что отсюда придется уйти, расстраивает ее, она бы смотрела и смотрела на стайки тропических рыбок, на колыхание растений, она бы так стояла и вглядывалась в зеленоватую толщу воды, чтобы рассмотреть всех, кто живет в этом удивительном природном аквариуме.

– А зимой?

– А зимой поднимаем стеклянные стенки вокруг озера и лучше воду обогреваем. – Афанасьев с видимым удовольствием смотрит на нее, но в его взгляде нет ничего, чего так опасалась она. – Соня, что произошло ночью?

– Ничего такого. – Она прилипла к стеклянной стене. – Смотрите, Дмитрий Владимирович, это миноры! Но как много!

– Я слышал, была стрельба.

– А, вы об этом? Да, какой-то идиот выстрелил в окно, разбил мой заварник, я руку немного обожгла. – Соня прижалась к толстому стеклу, пытаясь рассмотреть рыбок, и помахала рукой, демонстрируя покрасневшую кожу. – Вчера убили Татьяну, вы знаете?

– Да, слышал. – Афанасьев покосился на Соню и кивнул человеку, пришедшему со стороны дома. – Очень жаль.

– Да? Ну, тогда вы единственный, кому ее жаль. Или вы ее совсем не знали, или говорите это, потому что так принято.

– И то и другое. – Афанасьев следит, как слуги проворно и совершенно бесшумно накрывают на стол. – А что с ней было не так?

– Не хочу об этом говорить. – Соня привстала на цыпочки, рассматривая обитателей аквариума. – Вот блин, там у вас эхинодорус ковром разросся!

– А что говорит полиция?

– О чем, о Таньке? Или вообще?

– Обо всем. – Афанасьев жестом отсылает слуг. – И об убийстве, и о том, что в вас стреляли.

– Ничего не говорит, а что они могут сказать, если точно так же ничего не знают, как и я? – Соня обернулась и увидела накрытый стол. – Ой… ну зачем вы это…

– Обедать будем, я же говорил. – Афанасьев жестом пригласил ее садиться. – Я ужасно проголодался, все утро работал, завтрак пропустил. Обычно мама следит за моим питанием, но сегодня не получилось. Составьте мне компанию, Соня, что мне в одиночестве мясо жевать?

Соня чувствует, как ее настороженность уходит. Афанасьев не стал гусарствовать и говорить пошлости, он ни словом, ни жестом не дал понять, что хочет от нее чего-то большего, чем уже есть. И с ним оказалось очень приятно общаться. Неожиданно.

– Значит, полиция ничего не обнаружила?

– Не знаю. – Соня отрезала кусочек мяса, отправила его в рот и блаженно прищурилась. – Божественно. Ваш повар – золото, я выйду за него замуж. Передайте ему, что я согласна.

– Обязательно. – Афанасьев засмеялся. – Значит, стрелка не нашли?

– Нет, конечно. Темно было, и пока Дэн выскочил, его и след простыл. – Соня налила себе сока и сделала глоток. – Может, полиция что и выяснила, но мне они не сказали. Я думаю, если что-то узнают, то скажут. А какой котенок едет? И откуда?

– В Александровске есть питомник. – Афанасьев хитро подмигнул. – А какой – не скажу, пусть вас любопытство загрызет.

– Оно уже начало грызть и скоро прогрызет во мне дыру. – Соня проглотила последний кусочек мяса и снова повернулась к стеклянной стене. – Вечером должно быть красиво, если включить подсветку.

– Вы все увидите, вы же моя гостья. – Афанасьев улыбается, глядя на нее. – Вы, Соня, самая милая девочка из всех, кого я видел.

Но она его не слушает – к стеклу подплыла стайка ярких рыбок, и она прилипла к стеклянной стене, рассматривая их.

– Я могу часами смотреть на них. – Она повернулась к Афанасьеву. – Вы что-то говорили, извините, я очень рассеянная.

– Нет, ничего. – Афанасьев поднял свой бокал. – Ваше здоровье, Соня!

Она улыбнулась и вздохнула.

– Верните меня домой, Дмитрий Владимирович, мы с Владькой договорились поехать по делам.