Картина появилась на экранах страны в 1942 году и имела большой успех и на фронте, и в тылу. Сегодня в ней заметны и недостатки: схематичность многих образов, упрощенный зрительный ряд и т. п. Но вспомним, как и когда она снималась. Шла война, еще не кончилась полоса наших неудач. Картина делалась спешно, ограниченными средствами, многим приходилось жертвовать; но в главном она удалась — вышла взволнованной, правдивой, нужной.

Удался прежде всего центральный образ. Александр Пархоменко нигде не учился военному искусству. Это прирожденный талант, одаренный, незаурядный человек. И авторы предпринимают своеобразное исследование, они хотят разгадать секрет этой выдающейся личности. Откуда это у Пархоменко?

Вот начало фильма. Пархоменко один появляется в самом логове анархистов. Он остается спокойным, уверенным в себе, даже когда анархисты его связывают. Он словно заранее твердо уверен, что и из этого приключения выйдет победителем. Так в самом деле и получается. Пархоменко побеждает словом. Не какой-то сверхостроумной изобретательностью, но словом правды. Он знает правду, чувствует ее прочно, потому так и уверен в себе. Образ Пархоменко получился живым, особенно на фоне остальных действующих лиц; в них авторы не нашли подобных идейно-психологических, философских пружин. Только Махно в исполнении Б. Чиркова запоминается как антипод Пархоменко — прямой идейный враг пролетарской революции. Чирков лейтмотивом проводит всегдашнюю злобу батьки, злобу на все и всех, кажется, вплоть до самого себя. В Махно какое-то хроническое раздражение, духовная опустошенность. И путь его виден заранее: превращение в бандита, в садиста, отщепенца рода человеческого.

Полгода спустя вышел фильм о легендарном Котовском (сценарий А. Каплера, режиссер А. Файнциммер). К этой картине сегодня мы предъявляем немало претензий, но и здесь главная для того времени задача может считаться выполненной. Эти фильмы говорили миллионам советских людей на фронтах и в тылу об источниках, из которых черпали духовные силы наши отцы и братья в такие же драматические для Родины годы.

Котовского играл замечательный актер Н. Мордвинов. Он хорошо передал очень важный момент в развитии характера этого большого человека. Известно, что Котовский, вошедший в историю как герой гражданской войны, прославился своим бесстрашием, находчивостью еще до революции. Его не могли оставить равнодушным несправедливости, чинимые по отношению к народу. Он стал борцом, но сначала борцом-одиночкой, потом, когда началась гражданская война, — командиром одной из частей Красной Армии. Здесь в полной мере развернулось его дарование борца. Его смелости, великодушию отдавали должное даже белогвардейские генералы.

Фильм, вышедший на экраны в 1943 году, представляется лишь первым беглым наброском портрета этого выдающегося человека. Художники, в том числе и кинематографисты, бесспорно, еще не раз обратятся к его биографии, разгадают не одну загадку его человеческого обаяния...

Кто не знает легендарного героя гражданской войны Олеко Дундича? Многие читали о нем в книгах, видели на сцене и в фильме, сделанном совместно с кинематографистами Югославии.

Дундич — офицер сербской добровольческой дивизии, сражавшейся во время первой мировой войны на стороне России. Царские генералы хотели использовать сербских солдат для борьбы с революцией. Офицеру Дундичу приказано расстрелять своих соотечественников, отказавшихся идти против молодой Республики Советов. Но он устраивает их побег, сам сражается в армии Ворошилова и Буденного. Здесь и раскрывается его богатое дарование. О бесстрашном красном командире, талантливом разведчике Дундиче сложены песни и легенды. Это он под видом блестящего французского офицера вручил белому генералу Шкуро письмо Буденного, призывающее построить в Воронеже «все контрреволюционные силы па площади у Красных рядов, где вы вешали рабочих».

Дундич (его играет артист Югославского драматического театра Бранко Плеш) в своих делах не просто смел и находчив, но и удивительно артистичен, удивительно удачлив; он из тех, кого, кажется, и пуля не берет, щадя за красоту поступков и подвигов.

Об Олеко Дундиче, как и о некоторых других героях гражданской войны, нам сегодня известно немного, — не хватит, может быть, даже для полнометражного фильма, если придерживаться только строго проверенных фактов. Но то, что поется о Дундиче в песнях, передается в устных рассказах, — во всем этом, в художественной фантазии тоже большая поэтическая жизненная правда, и авторы считаются с ней, используют ее, и в этом одна из особенностей их фильма.

В годы гражданской войны русскую революцию отстаивали не только народы, населявшие бывшую Российскую империю, но и тысячи наших зарубежных братьев. В фильмах советских художников экрана глубоко показапо, что русская революция — не только для России, она имеет всемирный, общечеловеческий смысл, она несет миру, всем народам новую великую правду, высокие нравственные идеалы. «Всемирно-историческое значение Октябрьской революции состоит в том, что она указала пути, открыла формы и методы революционного преобразования, которые приобрели интернациональный характер»14.

Уже в двадцатые годы советские кинематографисты убедительно доказали, что кино может быть трибуной, с которой художник-гражданин говорит с миллионными массами. Кино и рождено в эпоху социальных преобразований, политических бурь, народных революций. В те годы советское кино стало ведущим в мировом кинематографе именно потому, что было не «фабрикой грез», а несло высокие гражданские идеи, подлинно человеческие идеалы.

С тех пор большой, честный разговор со зрителем о том, что действительно важно, стал традицией советского киноискусства, главной его сущностью. Были досадные, огорчительные пробелы в этой традиции, но каждый раз она возрождалась, художники снова входили в круг самых животрепещущих проблем...

Среди лучших произведений советского киноискусства, масштабно, с исторической, философской широтой запечатлевших героические страницы жизни советского народа, особое место занимают фильмы Александра Петровича Довженко.

Довженко с величайшей ответственностью относился к званию художника. Он говорил, что тратить современную грандиозную машинерию, выразительное могущество кинематографа на какой-нибудь камерный, любовный пустячок — все равно что стрелять из пушки по воробьям. Смотря такие произведения, он всегда испытывал некую нравственную неловкость, словно краснел за человека, совершающего нехороший поступок. Он не раз говорил: художник не должен бояться претендовать на роль «учителя жизни». «Писатель, когда он что-нибудь пишет, должен ощущать себя на уровне, на высоте наивысшего государственного деятеля, а не ученика или приказчика». Иначе моральней, честней, порядочней не брать вовсе в руки режиссерского мегафона...