Шрифт:
Тот, где навмахии дают!
Как он находчив, остроумен как!
«О, Африка! ты у меня в руках!» -
Он закричал, свалившись с трапа,
И запустил поглубже лапы
Ко Птолемею в сундучок…
– Я не жалею ни о чем:
Мечтал, желал — и все сбылось!
Я виночерпий твой и гость,
Благоуханный Лотос Нила,
И нет другой, для сердца милой...
Когорта за когортой!
Весь мир перемесил!
Непобедимый, гордый!
На все хватало сил!
– Устал я, небеса, и вы со мной устали!
Мне страшно по ночам, а дни мои в печали;
Печаль ту не берут ни время, ни забота,
Мне нужно осушить Помптинские болота,
И нужно заглянуть давно за Пиренеи, -
Успею ли? Успею.
Куда мое девалось счастье?
Не им ли заплатил за власть я?
О, небо, я твой нищий!
Твое «вифинское блудилище»,
Поверхностей и сутей
Холодный наблюдатель,
Роскошен и распутен,
То брат я, то предатель!
Я изменял азартно, всласть,
Чтоб одиночество и власть
Мне роком стали! О, удел,
Чего хотел я - все имел!
И Галлию, страну преданий,
Ночами снится мне она,-
Краса земли из состраданья
Или в насмешку нам дана?
Я изменял себе, оливам
И галльским зимам молчаливым,
И той, чьи пальцы из сандалий
По-детски вверх чуть-чуть торчали…
Всему свой час, своя минута:
Полету, взгляду, Марку Бруту.
И путь замкнулся как арена,-
Конец, начало - все измена.
Умолкли в храме крики,
В оливковой тунике,
В сандалии обута.
Любил ее, любил и сына ее - Брута.
3.
– Наш Август, эк, скакнул из грязи,-
Дед торговал в лавчонке мазью,
Папаша - первый ростовщик,
А сын - жестокий «вазовщик»! 4
Жесток, но скоро Рим отстроил –
Кирпич на мрамор заменил,
Дакийцев гордых успокоил,
Рабов покрепче посадил.
Кидал, он кости так бывало,
Всю ночь доска не остывала!
Жена его с улыбкой фурии
За ним следила даже в курии!
Не прост, не прост Октавиан,
«Отец отечества», тиран, -
Да что с ним голову морочим,
Одно скажу, был Август - отчим,
А пасынок его Тиберий...
Его боялись даже звери!
Он проклял всех и проклял мать-
«Мне б волка за уши держать!
Не волка, нет, судьбу в руках!»
И лег на Рим тяжелый страх.
А что Тиберий? Мрачный лирик,
Он вовремя вошел в Иллирик
И вовремя надел венок,
И получив трибунский срок,
Желанных почестей добился,
На дочке Августа женился,-
Не упустил он ничего,
Но что озлобило его?
Быть может, дни большой печали,
Когда любимую отняли,
Когда беду сменяло горе?
Он ждал и ждал и слеп от моря,
И чайки, словно персик осы,
Скрывали Родоса утесы.
Познал тревоги в полной мере
Злой пасынок судьбы Тиберий.
Под крики черни, ропот триб
Тела кидал он в мутный Тибр
И в праздники и в будни.
«Рим слишком многолюдный» -
Телам вослед он улыбался,
А по ночам в бреду метался, -
Кто знает, что убийцам снится?
Как - будто римская волчица
Пугала ночи воем.
Досель я слышу плач изгоя.
Я удалился в глушь, подальше, -
Когда именье Плиний Младший
Под Римом для меня купил;
Меж лоз я целый день бродил
И думал: «Падший наш сенат...
Кого на днях распял Пилат?
Обрюзгли наши души, лица...
Где ж золотая колесница,
Какой дивятся боги?
0, Рим, птенец убогий
Лесного королька,
Не скроют облака
Всех площадей и храмов,
Гуляк, поэтов, хамов,
Всех чаяний о смысле;
Движений рук и мысли,
И ток тончайшей ткани,
Что полнит мирозданье –
Так было и так будет!
Мы варвары, мы люди,
Но имя нам - века!