– Да.

– Вершиной прихватило или комлем?

– Не, не в лесу.

– Значит, на сплаве? Или в конторе служишь?

– Не, в цеху.

– Так, понятно. Ну ничего, вылечат. Только маху дал, парень. В другой раз проси путевку в санаторий. Государство у нас богатое!

Павел не ответил, но совет запомнил.

За обедом в столовой не оказалось рыбьего жира. Павел не забыл, что ему врач советовала обязательно принимать рыбий жир, и хоть не любил ни вкуса, ни запаха его и, возможно, даже не стал бы пить ежедневно да еще трижды, но раз жиру не оказалось, Павел потребовал, чтобы ему дали его.

– Положено - значит, подай!
– сказал он официантке - низкорослой, некрасивой и, вероятно, потому много кокетничавшей, грубо накрашенной и мелко завитой девушке Фросе.

Фрося обиделась.

– Во-первых, я тебе не "ты". А во-вторых, где я тебе возьму рыбий жир, я не рыба.

– Какое мое дело, - сказал Павел.
– Положено - подай!

– Что значит "подай"?
– возмутилась Фрося.
– Я тебе не лакейка какая-нибудь и не куфарка. Я такая же служащая, как и ты.

– Вот и служи, - сказал Павел.
– Ты к чему приставлена?

– Не к тебе же!

– Нет, ко мне. Тебе государство за что деньги платит?

– Много я получаю!
– разбушевалась Фрося.
– Ученый приехал.

– Где мой рыбий жир?
– настаивал Павел на своем.

Вокруг одобрительно засмеялись.

Послеобеденный тихий час отдыхающие обязаны были проводить на открытой веранде. Павлу отвели плетеный лежак, старенькая няня показала ему, как пользоваться спальным ватным мешком; на первый раз сама помогла ему залезть в мешок, застегнула все пуговицы и затянула все шнурки на нем.

Густо, бархатисто шумели влажные сосны, мелкий осенний дождик шебаршил на дощатой крыше, то затихая, то усиливаясь, водяная пыль пронизывала воздух, он становился зримым. А в ватном мешке было и тепло и сухо, и Павлу приснился добрый сон.

Опять поет колокольчик, дорога постепенно становится грязнее. Деревня. Перелески. Поля. Изгороди.

Возница понукает лошадь, на подъемах соскакивает с козел, идет пешком.

Павел поначалу чувствовал себя неловко, потом осмелел, высвободил левую ногу и свесил ее снаружи корзины - так ездят люди, знающие себе цену: районные уполномоченные, председатели колхозов.

И вот уже слышен не робкий звон колокольчика, а требовательный, резкий звук автомобильного сигнала, и тарантас уже не тарантас, а легковая автомашина. И восседает в ней, мягко откинувшись на спинку, не какой-то Пашка Мамыкин, а Павел Иванович - не то директор, не то секретарь райкома...

...Шумят влажные сосны, идет мелкий дождик. Людмила Константиновна накрывает колени Павла тулупом, а он с сочувствием смотрит на девушку-возницу, которая опять одна бредет по грязи сбоку лошади...

– Садись рядом со мной, - говорит он ей.
– Что ж ты в люди не выбилась? Хочешь я тебя научу?

Девушка благодарно садится рядом, прижимается к нему, а Людмила Константиновна залезает на козлы и погоняет лошадь. Она же первая замечает на дороге узелок и показывает на него кнутовищем.

– А ну, подними!
– приказывает Павел.

Людмила Константиновна, не слезая с лошади, поднимает кнутовищем узелок. А узелок этот оказывается бабушкиным платком, а в платке - деньги.

– Возьмите, Павел Иванович, это ваши деньги!
– говорит Людмила Константиновна.

Павел набивает деньгами карман и выбрасывает старый платок на дорогу. Платок на дороге опять свертывается в узелок, а в узелке опять деньги. Тогда Павел слезает с лошади, чтобы поднять узелок, и видит, что грязь на дороге - тоже деньги. Он собирает их - мокрые, мятые рублевки и десятки - и развешивает на оглоблях, на ободах колес, на дуге, как выстиранное белье для просушки.

Деньги подсыхают, он заполняет ими все карманы. А Людмила Константиновна говорит ему, протягивая расходную ведомость:

– Распишитесь, пожалуйста, это же деньги. Просто распишитесь!

...Между тем тарантас потянуло под откос, лошадь напряглась, Людмила Константиновна и девушка-возница изо всех сил стали помогать ей.

И вот девушка, которая нравилась Павлу, вдруг рявкнула на него:

– Вылезай, раззява, ваше благородие! Ямочка на ее подбородке заляпана грязью. Павел выскочил на дорогу и стоит по колено в грязи, не зная, что ему делать.

– До дыр просидел свою сидальницу!
– продолжает ругаться девушка.
– Еще один начальничек растет, не хватает их нам!

На следующий день после обеда отдыхающие опять устраивались на веранде, и Павел захотел, чтобы ему снова помогли забраться в спальный мешок.

– Дует!
– крикнул он няне, пожелавшей всем хорошего отдыха.

– Застегнуться надо.

– Как же я застегнусь, руки-то в мешке?

– А как другие застегиваются?
– удивленно спросила старушка.

– Я в мешках никогда не спал. У нас в мешках только картошку хранят.