– Что там?
– спросил Павлуша, когда немного осмелел.

– Там-то?
– переспросил старик.
– Там все есть. На крутизне в мелколесье тетерки, конечно, водятся и зайцы бегают, осинку грызут; чуть подальше на озере, в камышах да в осоке, утиные выводки всяких пород; а в самом озере, конечно, рыба, тоже всякая; еще дальше, за озером - ну, там уж луга, сенокосы, а на лугах в траве тоже, конечно, всякая живность таится, там мои пчелки мед добывают; потом идет лес, во-он темная полоса, а в лесу, как положено, конечно, и волки, и лисицы, и даже медведи есть, из птиц рябчики больше да глухари. Ну и, конечно, нечисть всякая лесная, как положено во всяком темном лесе. Вот ужо подрастете...

Михайлo Лексеич разговаривал с ребятами в первый раз и теперь показался Шурке человеком необыкновенной доброты, у него даже глаза были синие, ласковые и теплые и борода тоже теплая. В этой бороде ему, должно быть, всегда было жарко, но он не снимал ее: жалел, наверно. Двигался Михайло Лексеич неторопливо, говорил тихо, медленно, немного нараспев. А пчелы горячились, но Михайло Лексеич не обижался на них, он словно не замечал, что одна или две пчелки все время возились в его теплой бороде и надоедливо, нудно зудили, жужжали, чтобы вывести его из терпения. А он не выходил из терпения: видно, он всегда был спокоен.

– Вот подрастете, ребятушки, и дам я вам свое ружье, и пойдете вы в темный лес, - говорил нараспев, будто сказку рассказывал, Михайло Лексеич.
– И найдете вы не одну колоду диких пчел, и переселим мы их сюда, на нашу пасеку, и будут они, новые пчелы, выносливые, добычливые, и зальемся мы медом по уши, и заживем все богато...

– А ружье для чего?
– спросил Шурка.
– Пчел отгонять?

– Ружье для медведей - медведей отгонять, пчел охранять.

– А зачем по уши?

– Чего "по уши"?

– "Зальемся медом по уши..."

– А вот дам я вам меду, и будут у вас в меду и носы и уши.

– Поглядим!
– весело сказал Павлик.

– Пойдемте в сторожку, - пригласил их дед.

– А когда мед доставать будем?

– Мед не достают, а качают.

– Как это качают?

Они вошли в избушку пасечника, маленькую, как банька, с одним окном, с маленькой печкой. Между печкой и стеной лежали доски, прикрытые старым полушубком, - дедова постель. На полушубке спала, тихо и смешно посапывая, маленькая курносенькая девчонка, внучка Михайлы Лексеича, Нюрка. Губы и круглые щеки ее были перепачканы медом, к кончику носа прилип клочок шерсти, и шерсть шевелилась от Нюркиного дыхания. На стенах висели дымогары и сетки, которые пчеловоды надевают на голову, когда идут к ульям, - Михайло Лексеич не надевал их никогда. Посреди избушки стояла бочка-медогонка, по краям ее ползали пчелы. Пчелы бились и на оконном стекле - сытые, ленивые. От всего пахло медом, только от дымогаров - чадом, дымком.

– Так вот и качают, - начал объяснять Михайло Лексеич, подойдя к медогонке.
– Видите, в бочке вроде ветряной мельницы. Вставишь в эти крылья рамки с сотами и крутишь и крутишь, мед разлетается по стенкам бочки и стекает на дно.

Дед взялся за металлическую ручку и раскрутил мельницу до свиста, до стука.

Ребята отступили.

Павлик заметил:

– Значит, не качают, а вертят.

– А сейчас я вас медом угощу!
– сказал Михайло Лексеич и, подняв западню, неторопливо спустился в подполье.

– Ну и старик!
– прошептал Павлик Шурке.
– Никогда бы он нас раньше сюда не пустил.

– Он добрый!
– не согласился Шурка с братом.

– Добрый!

Михайло Лексеич вынес из подполья подойник со старым, засахарившимся медом вместе с обрезками вощины и поставил перед ребятишками.

– С батькой-то вашим мы на охоту вместе хаживали. Хороший был парень! И матка ничего, бог ее прибрал.
– И дед вздохнул.

Ребята начали сосредоточенно жевать сладкий воск, складывая выжеванные куски на подоконник.

– А мед качать будешь?

– Сейчас начну. Только вы домой пойдете, а то пчелы искусают.

– Мы ничего не боимся.

– Хвастунишки, - ласково сказал старик.
– Ничего не бояться нельзя. Надо бояться.

За стеной избушки послышался говор. Старик насторожился, встал и открыл дверь. Прямо против входа стояла кучка ребятишек, сверстников Павлуши.

Некоторые, что потрусливее, тотчас шагнули в кусты.

– Вам чего надо? Опять пришли?
– крикнул им Михайло Лексеич, и вся ласковость в голосе его исчезла.

– А им чего надо?
– дерзко ответил кривоногий, худосочный мальчишка лет семи-восьми в солдатской пилотке и кивнул головой на Шурку и Павлушу.

– Не твоего ума дело.

– Моего!

– Трепки захотел, разбойник?
– спросил дед.

– Меду захотел!

– A потом разговоров не оберешься. Давно ли я давал тебе меду?

– Давно!

– Ну и хватит, а то брюхо заболит.

– Дай меду!

– Вот я тебе дам меду. Штаны спущу да крапивой!

Ребятишки скрылись в лиственной рощице.