Гангстеры как в Италии, так и в США занимались торговлей маслом, сыром, консервами, сластями, тунцом и сардинами в масле пли солеными сардинами. В Америке Джозеф Профачи руководил импортной компанией «Мама миа». Чарлз Орландо начал свою коммерческую деятельность с продажи оливкового масла и сыра, которые он отправлял также в США. В 1929 году он перебрался в США, в Канзас-Сити. По роду своей деятельности он постоянно ездил из США в Италию, Турцию, Испанию,

Португалию и Алжир. Кармине Таланте и Джо Банан владели бельевым магазином, но, кроме того, занимались импортом оливкового масла, сыра и анчоусов в масле и соленых. Джон Бонвентре торговал оливковым маслом и сыром и поддерживал деловые отношения с Вито Витале, который доставлял ему овощные консервы, изготовленные на фабрике Фрэнка Коппола, о которой уже шла речь. Лаки Лучано, едва прибыв в Италию, открыл в компании с доном Кало Виццини конфетную фабрику, о чем также уже была речь.

То были времена помощи ЮНРРА [76] , времена посылок с подарками, возвращения на родину эмигрантов, чтобы «выполнить свой долг», посетив многочисленных родичей. Среди этих эмигрантов было немало торговцев наркотиками. То были времена, когда («во что бы то ни стало») надо было преодолеть последствия войны и проложить итальянским продуктам дорогу на зарубежный рынок. Из Сицилии отправляли сыр, сардины в масле, бочонки с оливковым маслом. В них зачастую и прятали наркотики.

В эти времена хаотического беспорядка финансовая инспекция делала просто чудеса. В 1951 году во время обыска в доме Сальваторе Витале (теперь сидящего в тюрьме в США) полиция конфисковала тетрадь, в которой велись записи и подсчеты всех операций, связанных с отправкой ящиков с соленой рыбой общим весом около 2 тонн. На одной из страниц этой тетради оказались подсчеты уже по другой партии, насчитывавшей всего лишь 34 килограмма товара с пометкой «М», стоимость которых выражалась восьмизначной цифрой.

Финансово-таможенная инспекция пришла к заключению, что 34 килограмма товара под буквой «М» были наркотики, вероятно морфий.

Расходная тетрадь Витале содержала достаточно фактов, чтобы произвести обыск в доме Фрэнка Коппола, где было изъято несколько писем, оказавшихся весьма полезными для дальнейшего расследования. В одном письме, подписанном Винченцо (то есть Винченцо Аккарди), речь шла о ящике, посланном Коппола некоему Серафино Манкузо из Партинико. Ящик, отправленный из Анцио в Алькамо, имел двойное дно, где было спрятано 5 килограммов 800 граммов героина; однако он не попал по назначению, так как финансово-таможенная инспекция конфисковала его на станции Алькамо.

В другом письме, посланном из США Джоном Прицьола, говорилось о посылке 5 тысяч долларов; эта сумма, пересланная одному финансовому учреждению Рима, была получена Коппола. Наконец, в третьем письме интересовались новостями о «деле» с Петером Гандино, известным торговцем Детройта.

К сожалению, в Италии не существует строгого закона о контроле за наркотиками. Эта проблема никогда не ставилась, поскольку в Италии социальные группы, потребляющие наркотики, очень ограниченны. Поэтому контрабандисты, против которых были собраны неопровержимые доказательства, приговаривались лишь к незначительному штрафу. Такое легкомысленное отношение могло только стимулировать наглое поведение торговцев наркотиками.

Итак, производство пищевых продуктов давало возможность переправлять контрабандным путем наркотики в Северную Америку. Наоборот, апельсины, о чем уже шла речь, были прекрасным средством для пересылки наркотиков в Центральную и Западную Европу.

Если апельсины были эффективным средством для доставки наркотиков в Центральную Европу, то не менее успешно можно было использовать и эмигрантов, уезжавших из Сицилии в поисках работы в Германию, Францию, Бельгию и Англию.

Разве можно было проверить десятки, сотни тысяч чемоданов, коробок, мешков, узелков, пакетов (наполненных всякой всячиной, начиная от кастрюльки для тюри и кончая бутылкой вина) никому не известных эмигрантов, которые в «поезде солнца» (Палермо — Милан — Париж) пли в итальянском экспрессе (Рим — Берлин) получили «пакетик», чтобы передать его «там» родичам или землякам своего случайного попутчика?

В «поезде надежды», как стали называть поезда с эмигрантами, дружба завязывается быстро; эмигрант, встретившийся в поезде с родственником пли другом какого-нибудь эмигранта, «уже пристроившегося там», будет считать себя счастливчиком и поспешит передать посылочку по адресу в тайной надежде обрести помощь хотя бы на первое, столь трудное время. Он и не подозревает, что его высмотрели еще на станции и что, возможно, приятель эмигранта был информирован услужливым чиновником из бюро труда, который по простоте сердечной дал сведения и назвал имя эмигранта, уезжавшего в Берлин или Дюссельдорф.

И сколько тысяч эмигрантов, ничего не подозревая, являлись «курьерами», доставлявшими наркотики?

В 1958 году появился новый тип эмиграции; то были рыбаки, направлявшиеся к берегам Северной Африки.

Группа тунисских судовладельцев нанимала для лова рыбы в «ничейном море» многих рыбаков из провинции Палермо и Трапани. Их снабжали паспортами, выданными полицейскими управлениями этих провинций с одобрения бюро труда и при наличии специального разрешения областных властей на морской промысел и торговлю.