На этот раз раскулачивали без церемоний, загрузили всех в "столыпинский вагон" и отправили на верную смерть в Сибирь. Спасся только мой дед Гришка и его баба Фёкла, а так же двое их детей. Прослужив пять лет в Красной Армии, дед демобилизовался и вернулся домой. К сорок первому году они с бабой Фёклой снова отстроились и родили ещё четверых детей.

В начале войны деда сразу призвали, и он в первом же бою попал в окружение, а потом в плен. Спасла из плена его обыкновенная русская женщина. Она принесла гражданскую одежду своего убитого мужа и пропавшего на фронте брата и перебросила её через ограду сгрудившимся в кучу солдатикам.

Никто из них не хотел брать эту одежду, говорили, что не стоит замысливать побегов, немцы и так им ничего не сделают. Дед Гришка не стал слушать этих речей, переоделся в гражданскую форму и заставил это сделать своего друга. Вдвоём они и бежали. Вернее, спокойно прошли через КПП, охраняемый полицаями, и подались в лес. Потом, через месяц, они вышли к своим. Оставшихся в плену, немцы всех расстреляли. Поговаривали, что это сделали наши же полицаи, но по большому счёту, какая разница. Главное, что мой дед Гришка спасся.

Дальше он всю войну прошёл поваром. Победу встретил в Австрии, где и получил тяжёлое ранение.

«Мы тогда выпивши были», - рассказывал он мне как-то об этом случае, когда я охаживал его веничком в нашей баньке.

«Мы – это я и спасшийся из тогдашнего плена мой друг. Мы так и воевали потом с ним вместе до победы. И вот наша лошадка с продуктами, - продолжал он взволнованно, - перепутала, где чьи окопы. А может это мы со шнапсом переборщили, - добавил он виновато, - только немец из близлежащего окопа возьми да и чесани по нашей повозке из крупнокалиберного пулемёта. Мне две ноги прострелил, а напарнику моему в лёгкое попал и в плечо. Хорошо лошадь не задел, она, милая, нас и вывезла к своим. Слава Богу, выжили мы оба, но в лазарете пришлось поваляться нам почти по полгода. В ранах у меня черви завелись, я то уж немолодой был», - прибавил он.

Мне было интересно слушать его. О таких подвигах в газетах тогда не писали и ветераны при встречах не рассказывали. Особенно мне было приятно, что уже тогда мой дед был «немолодой».

«Шнапсу в госпитале мы попили тогда вволю, - продолжал он свой рассказ, - у офицеров денежки водились, а я шустрым был, хоть и на костылях. В ресторан недалеко, всего-то через дорогу, туда и обратно я в две минуты оборачивался…».

Вернулся дед Гришка с войны в сорок шестом и успел ещё соорудить с бабой Фёклой одного сына, последыша. Непутёвого, как потом оказалось, но об этом не буду.

Возвращусь лучше к летним событиям 1984 года.

Я тогда приехал в свой очередной отпуск из Крайнего Севера на всё лето. На «Большую Землю», как мы тогда говорили. На севере я строил газопроводы, монтировал турбины на компрессорных станциях. Отец мой потом всё удивлялся, почему это ему с матерью нет скидки на газ, если сын его, проработал на Крайнем Севере, добывая этот самый газ, больше десяти лет. И уж совершенно не понимал он, почему построенные когда-то сыном газопроводы, теперь принадлежат Абрамовичу. Отец вообще думал, что в нашей стране ему всё принадлежит.

Но тогда, летом восемьдесят четвёртого, до теперешних наших проблем было ещё ой как далеко. В тот год уродились яблоки: везде, и у всех. Яблок было так много - антоновки, пепин шафранного, штрифеля, кандиля орловского, что их некуда было девать.

После северной длиннющей зимы даже созерцать это великолепие было приятным. Яблоки свисали с ветвей до самой земли, заборы препятствием не являлись. Наоборот, проходя мимо чьей-либо ограды, было кощунством не сорвать парочку наливных яблок, свисавших из чужого сада.

Деду Гришке на ту пору исполнилось 82 года. Яблоневый сад у него был громадным, а урожай выдался невиданным. Дед мой, вот молодец, к тому времени всё ещё не потерял своей коммерческой жилки. Яблоки всей семьёй мы аккуратно снимали, а он их отвозил на лошади в небольшой телеге на заготовительный пункт. В тот день он делал уже третью ходку, когда ему сообщили, что его срочно вызывают в военкомат на комиссию. Комиссия заседала уже третий день, она получила из архива документы и по ним присваивала бывшим фронтовикам инвалидности.

Документы о ранении деда Гришки тоже пришли и тянули они на первую группу. Их то и должна была рассмотреть вышеупомянутая комиссия при личном присутствии номинанта.

Вот как потом мне об этом рассказывал мой знакомый подполковник, Аркадий Сергеевич, заядлый рыбак и просто душа-человек, непосредственный участник тех событий.

Все ждали, рассказывал он, что сейчас в помещение вкатят в инвалидной коляске дряхлого, выжившего из ума старичка, и потом ещё надо будет постараться помочь ему поставить подпись в нужной графе.