— Тогда мы все фактически были пролетариями, и нас связывала солидарность. Теперь вновь классовые раздоры. Нельзя механически переносить то наше состояние в сегодняшний день. Неизбежен крах таких попыток.

— …и еще я думаю, Вальтер, что бороться за счастье людей— это делать самое угодное богу дело. В минуту истинного счастья человек сливается в душе с создателем…

Двое молодых людей в строгой униформе принесли в миниатюрных рюмках ликер и чашечки с кофе.

Богдан проглотил кофе, вытер рот и сказал:

— Ты, Костя, разберешься вот когда. Когда поймешь… Есть жизнь. Выше жизни ничего нет. То — наиважнейшая мудрость. Один человек хочет жить и делает то, что дает средства для жизни: пинензы, кушать и так далее. Другой так само хочет жить и иметь что кушать, иметь пинензы, чтобы детей учить, доктору платить… Но то так! Мы, Костя, больные люди, мы честные люди. Мы не хотим фашизма, не хотим милитаризма, мы выступаем против войны. Но мы и сами хотели бы немножко жить. Мы, я мыслю, заслужили право спокойно жить.

— Я с тобой не согласен, Богдан,— сказал Покатилов.— Есть жизнь и жизнь…

Глава десятая

1

— Можно, Константин Николаевич?

— Пожалуйста, Галя.

По старой привычке он паковал чемодан загодя, бросил на дно его ношеные рубашки и носовые платки, отложил чистую майку и последнюю свежую сорочку, чтобы завтра на рассвете в чистом обойти памятные уголки лагеря. Когда вошла Галя, он размышлял, куда поместить подарок жене, василькового цвета джерсовый костюм, который он накануне с трудом подобрал в одном из магазинчиков Брукхаузена: в последний год Вера так исхудала, что стало мукой покупать ей готовые вещи.

— Пожалуйста,— повторил он, поднимая голову.

Галя выглядела необычайно взволнованной. Щеки рдели, глаза опущены, какое-то смятение читалось во всей ее фигуре. Она была в том же узком вечернем платье, что и на приеме: вероятно, не успела переодеться.

— Что такое, Галя?

— Она собирается прийти к вам ночью…

— Кто? — спросил он с непритворным удивлением, хотя сразу догадался, о ком речь.

— Мари.— Галя испытующе посмотрела ему прямо в глаза.— Она специально отослала Шарля в Вену. Завтра в полдень они улетают в Брюссель, и он должен успеть привезти ей что-то из Вены. А утром отсюда Яначек на своей машине отвезет их в аэропорт. Они при мне разговаривали…

— Шарль уже уехал?

— Только что. И вы не должны… Я не хочу, чтобы она к вам приходила. Вы не можете так ронять себя… в глазах товарищей. Конечно, мой поступок может показаться странным. Но поверьте, честное слово, это некрасиво с ее стороны.

Теперь он с любопытством смотрел на нее.

— Сколько времени вы замужем?

— Полтора года.

— Вы не любите мужа?

— Почему?..

Он захлопнул крышку чемодана, убрал с кресла мятую пижаму.

— Пожалуйста, присядьте.

Она послушно, изломанной походкой обогнула стол и опустилась в кресло.

— Хотите сигарету? Рюмку мукузани?.

428

— Мукузани.— Снова потупясь, она вынула из сумочки пачку сигарет, поспешно закурила.

Он налил четверть стакана темно-красного вина и подал ей, потом столько же налил себе.

— Я заметил, Галя, что вы недовольны мной с первого дня, хотя я старался по возможности не очень неволить вас и не обременять работой…

— Слишком даже,— ответила она и улыбнулась неожиданно жалкой улыбкой.— По-моему, я вообще была не нужна вам. Немецким вы владеете не хуже меня. Вообще вы все, узники, понимаете друг друга без всяких переводчиков.— Она опять жалко улыбнулась.— В этом смысле в принципе вам, конечно, ближе Мари, хотя она годится мне в матери…— Она тут же испуганно вскинула на него свои большие глаза, и он обратил внимание на то, что белки их были чуть розоваты.

— Конечно, по возрасту Мари мне ближе. Ей тридцать восемь, мне сорок. Вы вполне годитесь нам в дочери.

— Смеетесь, Константин Николаевич…

— Просто хочу сказать, что люблю жену, хотя и страдаю, что у нас нет детей. Но если бы я даже не любил или почти не любил, я бы не стал изменять ей. Я, знаете ли, самолюбив, Галя, а ложь унижает. Кроме того, вероятно, нельзя хранить верность большому прошлому и быть предателем в любви к женщине. В человеке эти вещи взаимосвязаны.

Галя жестковато усмехнулась.

— Вы выставите за дверь женщину, которая придет к вам, переполненная нежностью, страстью?

— Я постараюсь объясниться.

— А если она… если с нее…— Галя затянулась, выдохнула дым, как это делают многие курящие женщины, всей грудью.

— Если с нее, как в варьете Ромашер, начнет падать одежда? Это хотите сказать?..

— Я рада, что вы наконец заговорили со мной, как со взрослой…

— Ах, Галя! — Покатилов тоже закурил.— Человек не всегда может справиться с собой, даже порядочный человек. Но Мари не способна на пошлость, она бывшая смертница. А еще должен сказать вам, что она моя сестра по несчастью, так же, как Шарль, при всем том, что разъединяет нас,—брат. Я никогда не совершу подлости по отношению к Шарлю, он уверен в этом, и это знает Мари. Так что спасибо вам большое, я себя в глазах товарищей не уроню, и Мари со своей стороны тоже не совершит ничего некрасивого.