Шрифт:
«Опять ловит воздух. Беда!» — подумал Евстигнеев,
9
приостановился, ожидая вопроса, но лицо Хмелева исчезло в глубине, и форточка захлопнулась.
На крыльцо вышел адъютант, ладный, розовощекий, с двумя кубарями, которого многие называли просто по имени — Ленька. Опережая его, Евстигнеев спросил:
— Комиссар дома?
— В политотделе, товарищ подполковник. Пообедал и сразу пошел,— доложил Ленька.— Комдив вас ждет,— понизил он голос и посторонился.
Часовой, стоявший у крыльца, откинул руку с заиндевевшей винтовкой в сторону, по-ефрейторски приветствуя начальника штадива.
«А что я все-таки скажу Хмелеву?» — тревожно мелькнуло у Евстигнеева. Он шагнул через высокий порог в сенцы и здесь в полутьме нащупал под шинелью в кармане гимнастерки только что полученную бумагу. Это было короткое, всего в несколько строк, письмо командующего армией Пасхина, в котором тот предупреждал комдива Хмелева, что будет поставлен вопрос о его, Хмелева, «служебном несоответствии», если дивизия в течение двух ближайших суток не возьмет город Вазузин.
Дверь в избу была приоткрыта. Полковник Хмелев, грузно ступая, расхаживал от угла печки к окну и обратно.
— Ну, что нового, Михаил Павлович? Зачем тебе комиссар? — сказал он, окинув настороженным взглядом легкую, чуть сухопарую фигуру подполковника.
— Прошу извинить, товарищ комдив, но мне действительно нужен комиссар…
— А я уж будто и не могу знать зачем? — усмехнулся Хмелев и показал Евстигнееву на лавку.— Как с приказом? — без всякого перехода спросил он и еще раз жестом пригласил Евстигнеева садиться.
Евстигнеев не сел, только расстегнул на одну пуговицу шинель и спрятал теплые перчатки в карман.
— Приказ через пятнадцать минут будем рассылать… А Сергея Константиновича я хотел попросить, чтобы дал указание моему комиссару Федоренко поехать во второй эшелон штадива,— сказал Евстигнеев медленно и подумал: «Кажется, удачно соврал».— Тылы беспокоят меня, товарищ полковник.
— Да ну-у,— иронически протянул Хмелев, сел, держа прямо свое массивное туловище, и снова внимательно посмотрел на Евстигнеева.— Тылы и меня беспокоят, кого они сейчас не беспокоят. Можешь от моего имени послать Федоренко во второй эшелон, пусть подтолкнет. И все? Или еще что-нибудь припрятал?
10
— Да вот тылы самое важное. Обеспечат подвоз боеприпасов— за войсками дело не станет…— скрывая смятение, сказал Евстигнеев.— Если, конечно, наш главный интендант опять не подведет.
— Полно. В одном ли нашем интенданте дело?.. Ладно, ладно,— повторил Хмелев, заметив, что Евстигнеев нахмурился.— Это ты, дражайший Михаил Павлович, предоставь мне. Твое отношение к службе тыла я знаю, оставь это на меня.— Хмелев потер ладонью грудь и, словно догадываясь о письме, прибавил вполголоса: — Так из штаарма ничего?
— Нет,— сказал Евстигнеев и застегнул шинель.— У меня все, Владимир Иванович. В семнадцать ноль-ноль буду принимать соседей. Через час принесу на подпись боевое донесение.
— Добро,— ответил Хмелев.— Иди утрясай с соседями, особенно с левым. Будут спрашивать сверху — я в войсках…— Он длинно, натужно закашлялся — его лицо приобрело синюшный оттенок — и махнул рукой: «Иди!»
«Как плохо, что не застал комиссара,— думал Евстигнеев, выходя на улицу.— Свалилась на мою голову эта бумага».
Он взглянул на часы — фосфоресцирующие стрелки показывали без пяти пять — и по узкой снежной тропе двинулся к дому, где помещался политотдел, но на полпути переменил решение: комиссар дивизии Ветошкин только начал инструктивное совещание и отвлекать его было неловко.
«Да что это я сегодня, право? — с раздражением спросил себя Евстигнеев.— В конце концов, это моя обязанность — вручить Хмелеву письмо командующего…
Да, но ты отлично понимаешь, что значит для такого заслуженного командира, как Хмелев, получить предупреждение о несоответствии, да еще без всякой видимой причины… Конец всему! Если бы это зависело только от нас, от нашего умения и старания— взять Вазузин, а то…
Непонятно, зачем все это понадобилось Василию Васильевичу,— думал Евстигнеев, по привычке даже в мыслях своих называя командующего армией так, как было принято называть его в телефонных разговорах: Василий Васильевич.— Тем более накануне наступления, перед тяжелым боем… С какой душой завтра Хмелев будет руководить войсками?»
Он остановился, прислушался. Невидимый сейчас в сизоватых сумерках, фронт глухо потрескивал с двух сторон.. Улица деревни была безлюдной, окна, занавешенные изнутри и обметанные инеем снаружи, мертво глядели на зализанные ветром валы сугробов. Деревня казалась необитаемой, и лишь внимательный взгляд с близкого расстояния мог заметить, что в полузанесен-