— Мне все-таки не совсем понятна ваша система противотанковой обороны вот тут, у нашего стыка,— помолчав, сказал Евстигнеев, обращаясь к коренастому капитану, и постучал указательным пальцем по карте, где чернела линия проселочной дороги, ведущей на Вазузин. Эта дорога по приказу свыше входила в полосу наступления соседней дивизии, но ввиду своей танкодо-ступности и близости к разграничительной черте дивизий не могла не интересовать и уральцев.

— А в Вазузине у них сейчас нет танков, товарищ подполковник, это точно, вот Будневич может подтвердить,— сказал капитан и посмотрел в свою карту.— Поставим у дороги пушку, тут, где одиночная сосна, два-три противотанковых ружья в придачу, а больше не можем. Не останется чем поддерживать пехоту. Нет же у них танков, скажи, Будневич…

Будневич поднял на Евстигнеева светлые холодноватые глаза:

— Пока нет, по нашим данным… Но ведь черт их знает, кто может гарантировать…

— В том-то и штука,— сказал Евстигнеев.— Сейчас нет, а через час могут появиться… Я все же хотел бы, товарищ капитан, чтобы вы передали своему начальству нашу настоятельную просьбу усилить пэтэо на этом участке и о принятом решении проинформировать нас. Завтра до рассвета мы протянем к вашему правофланговому батальону телефонную нитку.

— Мне что, я доложу,— недовольно прохрипел капитан.— Только я считаю, опасения ваши напрасны, товарищ подполковник, данным разведки надо верить, как учит нас суровый опыт войны.— Он усмешливо покосился на Будневича и полез в карман за кисетом.

Капитан явно намекал на неудачную попытку овладеть Вазузином в середине января, когда армия генерал-лейтенанта Пасхина после прорыва западнее Ржева быстро продвигалась по немецким тылам на юг, в сторону Вязьмы. Как раз тогда и отличился старший лейтенант Будневич. Под видом мужичка-инвалида пробрался он в Вазузин, походил по улицам, потолкался на базаре и возле церкви и, разузнав, что требовалось, благополучно вернулся к своим. Будневич доложил, что город обороняется силами обычного немецкого пехотного батальона. Надо было действовать незамедлительно, пока ошеломленный нашим продвижением противник не успел подтянуть резервы. Однако штаб ар-

14

мии, не поверив в свое счастье, занялся сбором дополнительных разведданных, благоприятный момент был упущен, и когда дивизии наконец начали с северо-запада и с запада наступать на город, то встретили ожесточенное сопротивление хорошо укрепившегося и пополненного свежими силами врага.

Евстигнеев знал об этом просчете, но ему был неприятен намек коренастого капитана. До мозга костей своих военный человек, Евстигнеев сам не привык обсуждать поступки старших и не позволял этого делать подчиненным. Но капитан не был его подчиненным, более того, он был сосед, с которым в интересах дела следовало сохранять добрые отношения. И Евстигнеев сдержался, промолчал.

Капитан Полянов и старший лейтенант Зарубин уже стояли, ожидая распоряжений.

— Ладно,— сказал Евстигнеев.— Будем считать нашу встречу оконченной. О ваших пожеланиях я доложу командиру дивизии, думаю, мы их выполним, а вас попрошу учесть наши пожелания, особенно по противотанковой обороне. Давайте держать связь, товарищи.

Он поднялся, за ним встали Будневич с капитаном. Евстигнеев поблагодарил их и вышел в коридор.

Было уже около шести — время, когда штаб дивизии отправлял боевое донесение, важный срочный документ, попадавший непосредственно к командующему армией. Евстигнеев с неудовольствием подумал, что надо опять идти к комдиву, и рывком отворил дверь в комнату, где трудилась оперативная группа штаба.

Помощник Полянова, невысокий немолодой капитан Тиш-ков, подав команду «смирно», доложил, что боевой приказ полками получен: звонили офицеры связи, кроме того, он, Тишков, лично разговаривал по телефону с начальниками штабов частей.

— Хорошо,— сказал Евстигнеев.— А боевое донесение?

— В основном готово, но еще не смотрел начальник отделения.

— Копаетесь,— сказал Евстигнеев, хотя прекрасно понимал, что начальник оперативного отделения капитан Полянов, вызванный для разговора с соседями, еще не мог просмотреть проект боевого донесения.— Дайте мне вашу бумаженцию и пошлите за Поляновым.

В комнате — это была бывшая классная комната Ключарев-ской школы — сидело человек десять, и все разом почувствовали, что начальник штаба не в духе. Разговоры сразу смолкли, а когда кто-нибудь строго по делу обращался к другому, было слышно каждое слово.

15

Евстигнеев уселся за стол и красным карандашом начал править текст донесения. Вошел Полянов, облокотился рядом с Евстигнеевым и тоже стал читать. Тишков стоял поблизости, держа под мышкой папку с боевыми документами, готовый в любой момент дать необходимые пояснения или просто ответить на вопросы начальства.

— Печатайте,— закончив правку, сказал Евстигнеев и посмотрел на Полянова, который, по положению начальника оперативного отделения, был одновременно заместителем начштадива.

— Я бы еще упомянул о встрече с соседями, в частности, что нас не удовлетворяет пэтэо на левом стыке,— предложил Полянов.

— Нажаловаться штаарму еще успеем,— сказал Евстигнеев,— если, конечно, тот бойкий капитан ничего не сделает. Он что, из строевиков? На машинку, срочно! — И протянул бумагу Тишкову.

— По-моему, бывший комбат, теперь помначальника первого отделения штадива.