Я говорил о науке на основании того, что мы знаем о Природе, об открытиях, обо всех тех вещах, которые кажутся невероятными, чудесными или поразительными, но которые можно легко разъяснить, использовав технические приемы или методы, приведшие к этим открытиям. Все это наглядно доказывает, что предоставленное самому себе человеческое воображение не является границей реальности. Уже само по себе это составляет проблему, которой я коснусь в дальнейшем.

Вторая проблема заключается в том, что любые накопленные знания, естественно, ведут к практическим делам. Именно на их основе построен мир, в котором мы живем. Именно в результате научной революции изменилось лицо Земли, изменилось сильнее, чем когда-либо ранее в истории человечества.

Практическое использование достижений науки можно легко разъяснить общедоступным языком, поскольку оно отвечает (или должно отвечать) конкретным нуждам человека. Нет необходимости познавать строение и природу атома, силы и законы, которым подчиняются элементарные частицы,, чтобы объяснить, что такое ядерная энергия. Небольших усилий потребовало бы и описание атомного оружия, если бы только нам не мешало в известной степени требование секретности. Равным образом, не составляло большого труда описать роль вакцин в предотвращении болезней, это не требует никакой теоретической базы. К тому же известно, что вакцинация была изобретена без большого теоретического багажа, а атомная бомба была готова в те времена, когда мы очень мало знали о силах, которые связывают атомы между собой. Да и сейчас мы об этом почти ничего нового не узнали.

Поэтому мне кажется, что в какой-то степени следует противопоставить проблему изложения практических последствий научного прогресса (я считаю эту проблему абсолютно разрешимой), которая принадлежит к сфере действия печати, проблеме, совершенно отличной от нее и заключающейся в том, чтобы позволить столь широкому кругу людей применить на практике новые знания. В моем представлении деятельность в этом направлении имеет весьма малую связь с методами, позволяющими сделать конкретную научную работу доступной для использования другими отраслями науки или сделать работу ученого доступной пониманию широкой публики. Подобно этому я считаю, что нельзя искать сходства между пониманием или горячим признанием, которые может вызвать у своих коллег ученый, и радостью и раздумьями, которые вызывает у зрителя актер, раскрывший ему те чувства, которые он смутно испытывал, музыкант, танцор, писатель или спортсмен, у которых простой человек обнаруживает в более утонченном виде свои качества или таланты, а подчас, если расширить эти понятия, – свои слабости и ошибки.

К этому надо добавить, что ученые становятся специалистами в области каких-то отдельных отраслей знания, но всю сумму знаний не в состоянии объять один человек, каким бы гениальным он ни был. Мы разбираемся в какой-то части существа данного предмета, а наше представление о других его частях с каждым днем становится все туманнее и туманнее. Времена сильно изменились после Ньютона. Опыты, которые он ставил, были одновременно и широко известны и широко обсуждены. Орбиты небесных тел, борьба между коперниковской и птоломеевской системами, законы динамики – все это не было отдалено от практики человеческой жизни, находилось в пределах досягаемости. Любой простой смертный мог понять эти опыты и самостоятельно разобраться в них. Нетрудно было понять и революционные идеи, вводившиеся Ньютоном в обращение, хотя некоторые из них и восходили к Буридану и тринадцатому столетию. Поэтому не следует удивляться, что энтузиазм, развитие мысли и обогащение культуры Европы, вызванные этими открытиями, были исключительно яркими.

В настоящее время существуют науки, которые родились совсем недавно, как это было в девятнадцатом столетии с микробиологией и теорией эволюции. Психология может дать много таких примеров, когда наука только начинает удаляться от классических опытов, техника нового опыта еще не слишком нова, а традиции окончательно не установились, так что каждый, кто действительно захочет, еще может понять эти опыты.

Если осмыслить проблему во всей ее совокупности, она представляется хоть и фантастической, но все же не совсем неразрешимой. Правда, вряд ли решение этой проблемы под силу одной печати. Думается, что частично вопрос можно решить путем улучшения образования, но полного ответа на него, по-видимому, нет.

Естественно, речь теперь уже не может идти о том, над чем человек мог бы господствовать, и не существует двери, в которую он мог бы постучать в надежде получить ответ; но если знать, как жить в новых условиях, то эти условия приобретают неоспоримую красоту. Суть заключается в признании: главное не в том, чтобы говорить о проблемах, непонятных для нас, а в том, чтобы воспринять доступные нам.

Ведь помимо необходимости обсуждать практические вопросы, помимо необходимости информации, существует просто человеческая потребность понимать друг друга. Потребность в знаниях представляет собой, на мой взгляд, единую, главную и фундаментальную потребность человека, и я считаю одной из наиболее серьезнейших черт нашей эпохи то, что самая значительная часть новых знаний сегодня оказывается удельным владением кучки людей и не может обогатить всеобщую культуру.

Мы, ученые, – если я смею считать себя одним из них – обладаем неким чувством солидарности, которому я придаю значение примера для всего общества, ибо это чувство частично порождено аналогией нашей работы, частично же тем фактом, что мы можем признать наши разногласия и общую точку зрения в соответствии с присущей нам традицией; в ходе опытов и открытий, работая по существу бок о бок, мы находим своего рода новую гармонию.

Все мы в годы учебы, а большинство в течение всей жизни, испытывали потребность все глубже проникать в знания по своей профессии. Эта потребность делает нас более восприимчивыми к пониманию друг друга и дает нам более точное представление о границах, за которыми тёряется возможность взаимопонимания. Это – нелегкая задача, поскольку она означает совершенно новое направление в мировоззрении и в методике образования. Что касается меня, то мне это кажется необходимым для единства и стройности нашей культуры и для будущего любой свободной цивилизации.

«Древо познания» – заглавие, которое я выбрал для этой работы, свидетельствует о том, что речь будет идти о познании. Одновременно оно напоминает библейский текст, ибо я не чувствую себя вправе приступать к рассмотрению этого вопроса, даже если считать его важнейшим для будущего культуры, не вспомнив, хотя бы мимоходом, ненормальное и ужасное положение с новым оружием, с появлением которого на свет так тесно связана моя жизнь.

Прежде всего позволю себе сказать, что я глубоко уважаю всех оптимистов, считающих будто положение могло быть значительно хуже того, которое мы сейчас наблюдаем. Действительно, оно было бы значительно хуже, если бы вся Европа находилась в руках коммунистов или если бы третья мировая война уничтожила нашу цивилизацию и наши жизни. Однако теперешнее положение нельзя считать слишком благоприятным. Достаточно вспомнить об «очаровательных» заявлениях, сделанных в специальном комитете Конгресс США, о том, что в случае развязывания военных действий погибнут триста миллионов человек. Мне не кажется, что в данном случае дается ошибочная оценка, тем более, что опасности, которые угрожают нашей цивилизации, обычно не преувеличиваются.