Шрифт:
Из интервью Анастасии Романовой с депутатом Законодательного собрания Капитолиной Островской:
– Женщине труднее быть политиком, чем мужчине?
– Мне сложно однозначно ответить на ваш вопрос. С одной стороны, я не вижу гендерных различий в политике. Нужно хорошо владеть аудиторией, быть эрудированным человеком, разбираться в том, что делаешь, не бояться принимать решения и все время идти только вперед. Это могут как мужчины, так и женщины. С другой стороны, женщины все делают лучше мужчин, а значит, и в политике им тоже легче.
– Вы так уверены в женском превосходстве? И не боитесь в этом признаваться?
– Чего мне бояться, если основная часть электората, ходящего на выборы – это как раз женщины? Они и здесь менее ленивы, чем мужчины. А насчет превосходства… Знаете, да, уверена. Есть качества, которые у женщин развиты гораздо сильнее, продуктивнее, я бы сказала.
– И какие же, если не секрет?
– Работоспособность. Усидчивость. Ответственность. Умение сосредоточиться на том, что делаешь. Упорство. И, пожалуй, еще одно. Умение ненавидеть.
– Боюсь, я вас не понимаю.
– Естественно, не понимаете. У нас с вами разный жизненный опыт. Ненависть, только ненависть обеспечивает поступательное движение вперед. Как говорил Вольтер, ненависть в сочетании с презрением способна стряхнуть любое ярмо. Любовь расслабляет, делает мягким, податливым и ни на что не годным. А вот ненависть мобилизует, заставляет совершать решительные действия. Так вот в этом женщины гораздо талантливее мужчин.
– Вы – настоящая женщина?
– Пытаетесь поймать на слове? Не получится. Я слишком давно в политике.
– Хорошо, я спрошу иначе. Вам случалось ненавидеть?
– Конечно. Как всем. И всегда это подталкивало меня к решительным действиям, в результате которых я становилась сильнее.
– И вы ни разу не проиграли от этих действий?
– Нет, ни разу. Настоящим политиком становишься только тогда, когда ты победитель по натуре.
– Вы говорите о себе в мужском роде…
– Вернусь к тому, с чего начала. Я не вижу гендерных различий в политике.
Глава 5
Ударная волна
45 дней до выборов
Заглушив машину, Фомин отчетливо понял, что не хочет идти домой. Конечно, семейные скандалы с Катериной и раньше были бессмысленными и беспощадными, как русский бунт, но в последнее время она как с цепи сорвалась.
Фомин отдавал себе отчет, что не является образцом примерного мужа. Последние месяцы он приходил домой только ночевать. Предвыборные встречи, вся кампания целиком и вытекающие из нее неприятности выматывали без остатка. Заходя в квартиру, он стягивал с шеи галстук, бросал в угол портфель, стаскивал штаны ровно до колен, падал в кресло и засыпал. Даже на то, чтобы снять штаны до конца, сил у него уже не оставалось.
Над ним, спящим в спущенных штанах, постоянно потешалась Юлька, которую Фомин видел до обидного мало. Он уставал, очень уставал, но Катерину, казалось, это совсем не волновало. Отмыв краску с волос, она демонстративно дистанцировалась от его выборов, всячески давая понять, что ее это не касается.
Матери она по телефону жаловалась, что, так как мужа у нее, почитай, нет, ей совершенно все равно, где и кем он при этом работает. Но, проснувшись в своем кресле в неурочное время, Фомин как-то услышал, как она с воодушевлением обсуждала со своей подругой Алкой (вот как пить дать, мегерой из мегер), что из нее получится замечательная мэрша, которая будет блистать на всех великосветских приемах.
Блистать Катерина была согласна, жертвовать ради этого своим удобством – ни в коей мере. Поэтому мозг Фомину она выедала с маниакальным упорством, маленькой чайной ложечкой, причмокивая от удовольствия.
Очнувшись от невеселых дум, Фомин понял, что сидит в машине уже минут десять. Он даже начал замерзать.
«Катька в окно наверняка увидела, что я подъехал, – обреченно подумал он, – сейчас начнет орать, что я в машине с любовницей по телефону беседую, пока она ужин греет. Вот как я дошел до такой жизни, что мне, взрослому, состоявшемуся мужику, пятничным вечером, накануне выходных не хочется идти домой?»
Фомин вспомнил, как он пил горячий чай на кухне у Ольги, как блаженно жмурился от горячего пара, чувствуя, что отпускает напряжение, и бездумно смотрел на то, как золотится в кружке лимон и медленно опускаются на дно резные чаинки. Этот чай вдруг показался ему главным символом далекой, потерянной, счастливой семейной жизни.