15 дней до выборов

«Не дадим взломать Фомкой городской бюджет». «Нас не объЕГОРишь»…

На плакаты с этими лозунгами Настя натыкалась везде. Ими были обклеены стены домов. Они красовались не менее чем на полсотне уличных рекламных баннеров. С ними стояли в пикетах суровые бабушки, по-прежнему отстаивающие Парк Ветеранов от непонятной, но печальной участи. Они красовались на спинах студентов, пикетирующих все крупные торговые центры. Они густо пестрели в городских автобусах, троллейбусах и даже маршрутках. Их подсовывали под дворники припаркованных автомобилей и сдавали вместе со сдачей в такси.

У Насти кружилась голова, к горлу подкатывала тошнота, но спасения от издевательских надписей не было нигде. Только дома. Впрочем, именно дома она и проводила сейчас большую часть своего дня, выбираясь в штаб лишь по крайней необходимости. На работу и вовсе было не надо. За последние дни Настя выбралась туда только один раз – написать задним числом заявление на отпуск и забрать все предвыборные материалы из редакционного компьютера. Она понимала, что в нынешней военной ситуации в редакцию могут, что называется, «прийти», и ей не хотелось дальше подставлять Гончарова. Он и так ясно дал понять, что, не уволив ее, сделал больше, чем она могла бы ожидать, и умыл руки от дальнейшей судьбы Фомина. Протестовать у Насти не было желания, обижаться – сил.

Сам Фомин тоже вел себя странно. За неделю он ни разу не остался с Настей наедине и не сказал ей ни одного слова, не связанного с предвыборной кампанией. Как будто и не было той неожиданной ночи, принадлежавшей только им двоим. Как будто кто-то другой стонал от неугасимого желания при виде Настиного обнаженного тела. Как будто и не срывались у него с губ слова о том, какая она красивая и как ему с ней хорошо. Настя ничего не понимала, молчала и мучилась. Ее неукротимая гордость не позволяла ей первой задать хотя бы один вопрос.

Узнав, что произошло, Инна Полянская выразительно покрутила пальцем у виска. Вернее, Настя ни за что не стала бы рассказывать, так ей хотелось сохранить бесценные воспоминания внутри себя, не расплескав ни капли. Но отвязаться от проницательной Инки было невозможно.

– Чего случилось? – требовательно спросила она, оставшись наедине с Настей, лихорадочно чистящей свой редакционный компьютер.

– Ничего, – пожала плечами Настя. – Если не считать того, что Гончаров меня чуть не уволил на потребу Шубину, но все-таки не уволил.

– Не финти. А то я тебя не знаю. Ты почему такая волоокая и загадочная? Влюбилась, что ли?

– В кого я, по-твоему, могу влюбиться, если я круглосуточно занимаюсь одними выборами? – огрызнулась Настя.

– Так вот и я об этом. И все-таки ты выглядишь как влюбленная ослица. Давай поделись с подругой жизни. С кем у тебя что было?

– С Фоминым, – призналась Настя. – Он вчера ко мне заявился, ну, когда у меня телефоны не отвечали.

– Он заявился, и ты не нашла ничего умнее, чем снова затащить его в постель?

– Никуда я его не тащила!

– О’кей, вы занимались любовью на кухонном столе? Или в ванне? Или на полу в прихожей?

– Прекрати, Инка! – Настя вспыхнула. Жар мгновенно залил ее лицо, шею, и даже мочки ушей стали красными.

– У-у-у-у, как все запущено! – резюмировала Инна.

– Инн, ну он пришел, голодный. И пока я яичницу готовила, стал проявлять ко мне, м-м-м-м, мужской интерес…

– А потом?

– Суп с котом! Потом была постель. И он остался у меня на ночь.

– То есть постель была не один раз.

– Три раза. Чего ты пристала-то?! – рассердилась Настя. – Мне тебе в деталях рассказать, кто из нас сколько раз был сверху?

– У меня богатое воображение, – успокоила подругу Инна. – Детали можешь опустить. Ты мне лучше скажи, Романова, у тебя голова на плечах есть? Ты из этого романа сколько лет вылезала? И нате вам, пожалуйста, стоило руку протянуть, как ты снова к его ногам упала, как перезрелый персик! Зачем?

– Я не знаю, Инн, правда, не знаю. Как-то само собой все получилось. И так естественно, как будто мы и не расставались. Мне давно так хорошо не было. Ни с кем. Да и кто был-то? Не Табачника же считать…

– Да-а-а-а, – мрачно протянула Инна. – А еще говорят, что с кого один раз заживо содрали скальп, тот второй раз не дастся. Ты, Романова, на грабли не наступаешь. Ты на них прыгаешь. С разбегу и со всей дури.

– Да перестань ты меня стращать! – рассердилась вдруг Настя. – Может, все еще хорошо будет. Может, он за эти предвыборные месяцы наконец-то понял, какая я и что я ему нужна.

– Да. Он все осознал. Он теперь со своей дурой разведется и на тебе женится, – саркастически заметила Инна. – Романова, кончай ты романтические бредни выдумывать и в них верить! Потом больно будет. Не по-детски. Сама же знаешь.