Сажусь напротив него и жду. Как только стрелка оказывается на двенадцати, он откладывает планшет и смотрит на меня.

Его глаза сканируют мое тело. Лицо, шею, плечи. На какое-то время останавливается на груди. Мне хочется ерзать под его взглядом.

Но в какой-то момент я понимаю, что это нисколько меня не смущает. Пусть смотрит. Его глаза не причинят мне боли.

Его выражение лица ни о чем не говорит. Я даже не могу сказать, доволен ли он, раздражен, зол или взволнован. Он обладает удивительной способностью делать poker face. Должно быть это сыграло ему на руку и не раз в прошлом.

Наконец на его лице появляется улыбка.

– Если за час ты смогла сделать из себя такое, - говорит он.
– Представить не могу, что бы ты смогла сделать, дай я тебе больше времени.

Легкая дрожь пронзает меня, но я не покажу это.

Вместо этого я признаю это, слегка наклоняя голову.

– Спасибо, Джереми.

Он стучит пальцами по столу, когда смотрит на меня.

– Сейчас, - говорит он.
– Есть кое-что, что я хотел рассказать тебе долгое время. Я не знал, как сообщить новость.

Беру стакан с водой и делаю глоток.

– О?

– Ты, конечно, помнишь о преждевременном освобождении.

– Естественно.

– Во-первых, я хочу еще раз сказать тебе, что полученные тобой подарки не отнимаются. Они по праву принадлежат тебе, Лилли.

Странно, что эти подарки не вызывают во мне отвращение, ведь они - реальные напоминания о моем заключении.

– Спасибо, Джереми.

– Пожалуйста. А теперь давай поговорим о том, какие привилегии дают эти подарки. Ты помнишь, что двадцать пять дают тебе возможность привутствовать на публичных мероприятиях?

– Да.

– С этим проблемы, Лилли, - начинает он.

Мне становится страшно.

– В конце месяца меня пригласили на частное торжество. Его устраивает детский фонд, главным спонсором которого является Стоунхарт Индастриз.

– Для целей налогообложения, я полагаю?
– говорю я прежде, чем останавливаю себя.

Стоунхарт сужает глаза, за которыми проглядывает нотка гнева.

– Нет, - говорит он раздраженно.
– Нет, Лилли. Ты можешь обнаружить, что за некоторые начинания я берусь из чистого альтруизма.

– Это очень любезно с твоей стороны, - бормочу я, не скрывая сарказма в своем голосе.

Как он смеет говорить со мной об альтруизме?

– Да, - говорит Стоунхарт.

Я вижу, как он пытается скрыть свое недовольство.

– Тем не менее, Лилли, это первое мероприятие, куда я хотел бы взять тебя. А это означает, что у тебя есть тридцать дней, чтобы заработать двадцать подарков. Надеюсь, ты приложишь все усилия, чтобы выполнить эту задачу.

Если я получу двадцать пять, я буду на пол пути к преждевременному освобождению. Он действительно подарит мне так много подарков за месяц? Он хочет взять меня с собой на встречу? Я уже могу придумать дюжину вещей, которые там могут пойти не так. Для нас с ним.

Это рискованно. Скорее всего он даже не позволит мне отойти от него ни на шаг. Но как бы то ни было, если появится шанс ускользнуть, необходимо будет воспользоваться им.

Прервав мои мысли, он говорит так, будто прочел их.

– Если тебе всё же удастся заработать достаточное количество подарков, - говорит он.
– Имей в виду, что определенные...меры предосторожности будут приняты для соблюдения всех моих правил.

Он откидывается в кресле.

– Но до этого еще далеко. Давай не будем форсировать события.

Он наклоняет голову и смотрит на меня из-под бровей.

– Как мы знаем, многое может измениться за этот месяц.

Я вижу, как кто-то движется в мою сторону, и замечаю молодого человека, который стоит у входа в столовую. Его голова опущена. Он держит круглый поднос, полный блюд.

Стоунхарт замечает его и пальцем подзывает. Молодой человек ставит поднос и распределяет между нами блюда, смотря по-прежнему в пол. Он ни разу не посмотрел в мою сторону.

Только после того, как он уходит, я спрашиваю Стоунхарта:

– Что случилось с Розой?

Он щелкает языком.

– На самом деле, Лилли, - говорит он с жалостью в голосе.
– Ты забыла третье правило?

Я не отступлю.

– Довольно невинный вопрос, - говорю я.

– Но всё же вопрос, - он смотрит на меня.
– Если бы я не знал тебя, то сказал бы, что ты проверяешь границы моего терпения.

– Я знаю, что мне позволено, а что не позволено делать.

– Ты подписала контракт. Ничего не изменилось.

– До сегодняшнего дня я как-то жила и без этого документа?
– бросаю я вызов.