Очень выразительно описаны те годы в воспоминаниях генерал-майора КГБ с почти 40-летним стажем Михаила Степановича Докучаева «Москва. Кремль. Охрана» (М.: Бизнес-пресс, 1995. С. 148–149). Их автор отработал 15 лет одним из руководителей 9-го Управления КГБ СССР и имел возможность вблизи наблюдать представителей политической элиты страны. О хрущевской поре Докучаев написал весьма много и едко. Чего только стоит такой фрагмент: «он ликвидировал подсобные хозяйства, личный скот в рабочих поселках, при нем дошло до того, что Советский Союз стал закупать зерно за границей. Меткую характеристику в этом плане дал Хрущеву Черчилль. Когда его спросили: “Кто является самым умным человеком в мире?”, то он ответил: “Несомненно, Хрущев. Нужно же суметь оставить двести миллионов человек без хлеба”». За первую пятилетку хрущевского правления (т. е. в 1953–1958 гг.) из колхозов бежали почти 7 млн человек, в основном молодежь. Ощущение беспросветности будущего нарастало, хрущевские перлы вызывали глухое раздражение, и никакие космические триумфы не могли скрыть банальную нехватку продуктов в магазинах.

Золотарев работал неподалеку от родительского дома (от Те-берды до станицы Удобной менее 100 км!), в сытом теплом краю, и вдруг без всяких внешних побуждений он бросает все и мчится за 3,5 тыс. км на Алтай. Во имя чего предпринят этот переезд в другую климатическую зону, в край красивый, но суровый и по тем временам голодный? Туристическую карьеру лучше делать на Кавказе — и горы там круче, и водопады выше. Там лучшие курорты страны, там отдыхают самые «продвинутые» туристы из Москвы. Северный Кавказ тех лет — это советская Швейцария. Золотарев к 1958 г. уже был инструктором и по водному туризму, и по горно-пешеходному… Во имя чего ему бросать уже пожилую мать и перебираться на Алтай?

Самое интересное состоит в том, что скитания Золотарева этим не ограничились. В декабре все того же 1958 г. мы видим его уже под Свердловском, встречающим Новый год на Коуровской турбазе вместе с некоторыми из студентов УПИ. Новый дальний переезд, на этот раз на 1800 км. Во имя чего? Семену Золотареву шел тогда уже 38-й год, а он мечется по стране, не имея своего угла, укладывая все свое имущество в пару чемоданов. У него нет семьи, живет бобылем, в его жизни, скорее всего, нет постоянной женщины. Если вообще есть место для женщин. Можно, конечно, свято верить в его непритязательность и любовь к романтике, но когда эти качества начинаешь соотносить с реалиями того времени, с отсутствием элементарных удобств и всякой стабильности, подобная аргументация впечатления не производит. Золотарев прошел почти всю войну и умудрился избежать ранений. Это не просто удачливость солдата — это лучшее свидетельство его смекалки и здравого смысла. Такие люди хорошо думают, прежде чем что-то сделать… И умеют даже неблагоприятные ситуации обращать к собственной выгоде.

Если такой человек бросает налаженную жизнь возле родительского дома в благодатном краю и едет в буквальном смысле на другую сторону земного шара — значит, к тому есть серьезный побудительный мотив.

Знаете, на что похожи эти странные переезды за тысячи километров в последний год жизни Семена Золотарева?

На бегство, точнее попытку заметания следов. Либо на перевод офицера с места на место по делам службы. Либо на то и другое одновременно.

Давайте внимательнее приглядимся к датам. 16 июля 1956 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР чеченцы, карачаевцы и ингуши «сняты с учета спецпоселений и освобождены из-под административного надзора органов МВД СССР». А уже 9 января 1957 г. новым Указом Президиума Верховного Совета СССР восстанавливается автономия Чечено-Ингушской АССР в составе РСФСР; создается Карачаевский район на территории Ставропольского края. На Северный Кавказ из Казахстана и Киргизии потянулись депортированные народы — чечены, ингуши, балкарцы, карачаи. Стихийное возвращение вызвало первые серьезные эксцессы — уже 5–7 апреля (т. е. спустя всего 3 месяца с момента принятия Указа) были зафиксированы серьезные беспорядки на железной дороге, спровоцированные вайнахами. В те дни транспортной милицией сняты с поездов и принудительно возвращены к местам проживания в Средней Азии более 2100 чеченов и ингушей, бесчинствовавших в поездах.

В дальнейшем ситуация только обострялась. Районы, в которые возвращались депортированные, превращались в зоны тлеющих межнациональных конфликтов. Мы сейчас хорошо знаем о новочеркасских беспорядках 1961 г., но мало кто помнит о беспорядках в августе 1958 г. в Грозном, во время которых многотысячные толпы русских жителей бывшей столицы казачьего края дважды прорывались к зданию обкома КПСС с требованием найти управу на распоясавшихся чеченских уголовников. Чтобы утихомирить русских, обком партии оказался вынужден даже организовать прямую телефонную линию с высшим политическим руководством в Москве — случай неслыханный в истории Советской России!

Золотарев, если он действительно являлся резидентом КГБ, никак не мог остаться в стороне от драматических событий, связанных с возвращением на Кавказ депортированных народов, ведь Теберда расположена в самом центре воссозданного Карачаевского района (выросшего впоследствии в Карачаево-Черкесский автономный округ). Последовавший в 1958 г. перевод Семена на Алтай мог явиться следствием расконспирации либо агента его сети, либо его самого. Во всяком случае, совпадение времени переезда Золотарева на Алтай с ростом напряженности в Северо-Кавказском регионе бросается в глаза и выглядит, прямо скажем, подозрительно. В рамках принятой нами гипотезы о связи Золотарева с КГБ перевод к другому месту службы был, пожалуй, оптимальным вариантом обеспечения его безопасности. А последовавший вскоре новый перевод на Коуровскую турбазу под Свердловск позволил гарантированно запутать любого, кто пожелал бы пойти по его следу.

Бросим взгляд с другой стороны — посмотрим на ситуацию в крупных городах, студенческих центрах глазами руководства госбезопасности, т. е. с точки зрения сложившейся там в 1957–1958 гг. оперативной обстановки. Ныне благодаря открытию архивов и исследовательской работе в этом направлении известно, что подавление «венгерского путча» в октябре-ноябре 1956 г. вызвало значительное недовольство некоторой части советского студенчества. Молодежь переживала глубокое разочарование, увидев собственными глазами колоссальную разницу между словом и делом «кремлевских небожителей». Среди студенчества становится модным прослушивание запрещенных западных радиостанций, таких как «Свобода», «Свободная Европа», «Голос Америки». В это же время разворачивается поначалу замаскированная, а затем все более явная, критика политики КПСС «Голосом Пекина», китайской радиостанцией, осуществлявшей вещание на русском языке и языках народов СССР. Этот «голос» также слушает советское студенчество, или, скажем корректнее, некоторая часть студенчества. Антикоммунистические настроения в среде молодежи усиливаются по мере усугубления проблем в экономике и сельском хозяйстве, обусловленных новациями Хрущева: резкий рост машиностроения, металлургии и нефтехимии, объективно имевший место в те годы, сопровождался ростом дефицита широкой номенклатуры потребительских товаров, основных продуктов питания, инфляцией, объективным падением и без того низкого уровня жизни населения. Хрущев неоднократно допускал перенос сроков погашений облигаций внутренних займов — и это тоже вызывало негодование народа, чувствовавшего на своей шкуре, что Власть его систематически грабит.

При этом сам «дорогой Никита Сергеич» все более и более хмелел от свалившихся на него власти, всесилия и всеобщего подхалимажа. Он все более утрачивал самоконтроль и способность к объективной самооценке. Очень выразительно охарактеризовал его поведение опытнейший советский разведчик Александр Феклисов, человек большой внутренней культуры, такта и самодисциплины. В своей книге «За океаном и на острове. Записки разведчика» Феклисов нашел для Хрущева прямо-таки убийственные слова: «Хрущев проявил себя упрямым, капризным, болтливым, вспыльчивым, властолюбивым человеком. Ему не хватало хладнокровия, выдержки, умения терпеливо ждать, наконец, немногословия — этих неотъемлемых качеств государственного деятеля. Порой у него отсутствовала элементарная воспитанность. К тому же Хрущев был несдержан в употреблении вина и яств на приемах, которые обычно предшествовали его выступлению с главной речью». Все это раздражало людей, ведь подобное поведение невозможно было скрыть от народа. Какая бы ни была цензура, а люди слушали перлы «дорогого Никиты Сергеича» в прямых радиотрансляциях, демагогию генсека тиражировали газеты, телевидение, кинохроника. Если люди постарше, помня мрачную эпоху сталинских репрессий, молчали и сдерживались, то молодежь реагировала более свободно. Критические и пренебрежительные замечания и насмешки в адрес «Никиты-дурачка» все более открыто демонстрировались молодежной средой.