Друзья нашли разумным предложение подарить себе несколько часов покоя, ведь на следующий день им вновь придется столкнуться с последствиями дня сегодняшнего, и только Уильям захотел пойти вместе с женой в детскую.

Они вместе сидели у постели Лоренса до тех пор, пока не убедились, что сон мальчика – спокойный и безмятежный, кошмары не мучают его. А затем прошли по коридору и остановились у окна, сквозь которое пробивался свет далекого фонаря.

– Надеюсь, это страшное приключение не оставит следа на его здоровье, – после того что мальчику пришлось пережить за эти три дня, Эмили беспокоилась о его душевном состоянии.

– Уверен, через некоторое время он и вправду будет воспринимать все это как приключение и еще станет хвалиться перед Люси и маленькими Кастлтонами, – Уильям улыбнулся и осторожно сомкнул пальцы вокруг маленьких ладоней жены. – Я должен попросить у тебя прощения, и я прошу. Пусть я и не виновен в том, в чем ты молча обвиняла меня последние месяцы, я все же вел себя непростительно…

– Так я должна простить тебя или не прощать? – за шуткой она надеялась скрыть смущение.

– Знаю, в моих словах, как и в моих мыслях, царит хаос, – лорд Гренвилл оставался серьезным. – Но это от того, что я взволнован, как будто никогда прежде не говорил с женщиной о своих чувствах…

Эмили вздрогнула, и муж сильнее сжал ее руки, как будто она собиралась вырваться и сбежать от него.

– Мы с тобой столько лет были хорошими друзьями, и эта дружба очень долго казалась мне достаточной…

– Десять лет я мечтала услышать от тебя что-то подобное, и вот теперь, когда я убедила себя, что твое равнодушие меня не ранит, ты говоришь это… – в ее голосе как будто прозвучал упрек.

– Десять лет? Эмили, но тебе тогда было… – в сумраке не было видно, как от печального удивления потемнели его глаза.

– Пятнадцать.

– Но… как же… я и подумать не мог…

– Ты замечал только Луизу, и тебе не стоит обвинять себя в том, что ты полюбил ее, а я – тебя. Сердце не выбирает.

– Теперь я знаю, что она-то не любила меня, так что мое сердце сделало неправильный выбор, – кто знает, каких усилий стоило лорду Гренвиллу отказаться от невнятного бормотания, которым он смог ответить на поразительное признание Эмили, но сейчас он заговорил решительнее. В конце концов, его жена вполне владела собой, не мог же он упасть в ее глазах еще ниже, чем, как он подозревал, уже упал после стольких лет своей слепоты и ограниченности.

– Не перечеркивай несколько счастливых лет! – пылко воскликнула Эмили. – Мы не знаем, насколько Луиза была привязана к Эдмунду, может быть, это было лишь недолгое увлечение. Если б она не чувствовала к тебе расположения, даже твоя бабушка и наша мать не заставили бы ее принять твое предложение! Она могла бы уехать со Стоунвиллем и тетей Розалин, но не сделала этого! Значит, она все же…

– Довольно, Эмили! – Уильям решительно прервал ее. – Мы наконец-то говорим о нашем браке, а ты возвращаешь меня к Луизе! Я был болен ею слишком, непозволительно долго, но теперь я сам захотел поправиться! Я самому себе противен из-за того, что должен говорить это, но моя самоуверенность, подкрепленная одной случайной фразой миссис Рэйвенси, дает мне силы верить, что твоя бесконечная доброта и сострадание не позволят тебе бросить меня теперь, когда я хочу только одного – быть рядом с тобой!

– Боюсь, моя доброта, как и сострадание, сильно поуменьшились после того, как я много лет сперва наблюдала за твоим равнодушным лицом, а затем представляла себе, как ты улыбаешься, глядя на миссис Рэйвенси, – медленно произнесла молодая женщина. – Единственное, что может заставить меня остаться, это моя любовь к тебе. Вот от нее мне оказалось не так просто избавиться, как я ни старалась!

– Как ты могла так долго скрывать ее от меня! – радости и упрека было поровну в голосе лорда Гренвилла. – Разве оставался бы я одиноким и угрюмым, если бы знал, что есть кто-то, кто готов согреть мое сердце? Вспомни Кэролайн, как ее чувство изменило Филиппа! Ты могла сделать то же самое давным-давно…

– После того как ты не уставал твердить, что единственная женщина в твоей жизни – это Луиза? – Эмили начала сердиться, и ее муж заметил это.

– Прости! Конечно же, вся вина лежит на мне, но я не могу не сожалеть о потерянном времени, потерянном счастье!

– Время для счастья у нас еще может быть… – тихо, как вздох, прозвучало в полумраке.

– Если ты этого захочешь…

– И если ты…

– Я, кажется, уже давно хочу этого, год, или два, или пять лет… Почему же я не понял раньше?

– Потому, что ты был слеп…

– И глуп.

Оба неожиданно рассмеялись, разрушив романтический флер, которым вдруг обзавелась их полночная беседа.

– Так ты все еще хотела бы, чтобы у Лори и у Люси появилась сестра? – поинтересовался Уильям после паузы, во время которой… впрочем, было слишком темно, чтобы любопытствующий взгляд смог что-нибудь заметить.

«И у Эйприл», – подумала Эмили, радуясь, что этими словами Уильям дал понять – он признает Люси их ребенком.

– Я никогда не переставала этого хотеть, разве только в те дни, когда собиралась уложить свои вещи и покинуть Гренвилл-парк сразу после Рождества, – честно ответила она.