Шрифт:
Надо же, смеется. Крепкий мужик.
– Как же ты умудрился, все сам-один? Неужто не помогал никто?
Майкл глянул и отвернулся.
– Ты и сам всех знаешь. А кого не знаешь, значит не судьба.
– Я ведь могу и выдавить из тебя, а мужик?
– Арсения зло взяло от этого уверенного спокойствия.
– Давай, выдавливай. Ты же не человек, - и тут вдруг Майкл сорвался, - Какой же ты мужик, если своих женщин в тюрьме держишь?! Не можешь иначе?! Монстр!
Захотелось свернуть мужику шею, даже пальцы свело. Но сдержался. Надо еще эту тварь увидеть. В глаза ее змеиные заглянуть. А сердце сжимается, сжимается от страха:
– Господи... Не делай этого со мной... Господи, смилуйся... Неужели предала...
И по глазам англичанки понял, что не смиловался.
А, как больно-то... Лучше бы она ножом ударила, лучше бы...
Как он удержался, реветь хотелось медведем раненым. Не стал, не стал перед Анной. А ведь она поняла, какую ему эта догадка боль причиняет. По глазам видел ее мстительное удовлетворение. Ей много чего было ему высказать, своему мучителю ненавистному, но даже сейчас он видел в ее глазах отчаянную мольбу бабью: люби меня, бей, убивай, унижай, топчи, но люби.
Отвращение добавилось к той страшной, душившей его боли.
Предала... Сашка... Сашенька...
***
Все это время Саша ждала. Полчаса может, прошло, не больше, а ей показалось, что целая жизнь. Вернулся Арсений откровенным зверем. Какое-то время ходил из угла в угол молча, воздух вокруг него словно клубился гневом. Пока его не было, Саша встала, оделась и застелила постель. Теперь она стояла у окна, прижавшись спиной к стене, страшно не было, было тоскливо.
Голос в гнетущей тишине был неожиданно резким:
– Почему?
Саша вздрогнула, но не стала делать вид, что не поняла:
– Это было правильно.
– Почему?!
– он взвыл и подскочил к ней, - Ты предала меня! Как... Как...
– Зато я не предала себя, - Саша была спокойна, это бесило его еще сильнее.
– Я верил тебе!
– он метался из угла в угол, тыча в нее пальцем, - Верил! Как ты могла?! Как ты могла?! Ты... улыбалась мне, обманывала...
Ему было больно, и Саша это понимала.
– Шлюха! Никто! Почему никто из вас, шлюх, не проходит испытания! Никто! Почему?!
– Обманула? Испытания? Никто не прошел испытания, говоришь? А ты сам? Ты же сам обманул каждую из нас. Ты же сам не прошел самого простого испытания, причем, ни разу не прошел. Все сорок пять раз не прошел. Или я еще не знаю сколько раз, но не прошел. Ни разу. Иначе, как объяснить все это? Шлюхи, говоришь? Разве кто-то из нас, да хотя бы те, кого ты продал в бордели, были шлюхами? Нет. Мы все были девственницами.
Он что-то собирался прокричать ей в ответ, но она не дала, а сорвалась на крик сама:
– Так значит, это ты превратил всех в шлюх! Ты подталкивал всех к этому своими извращенными испытаниями! Да кто вообще тебе давал такое право?! Судить, кто чего достоин?! Ты лишил нас нормальной человеческой жизни, убил, уничтожил! А теперь тебе преданность подавай! Обманули его?!
– Я любил тебя!!! Любил! А ты меня предала! Мы могли быть вместе!
– Вместе?! Любил?! Ты никого не можешь любить! Не в этой жизни!
– Почему?!
– мужчина был в бешенстве, он остановился прямо перед ней, нависая, - Почему?! Ответь! Почему?!
– Потому что ты нравственный урод, Сеня. Урод и моральный садист.
Он побледнел и отдернулся, как от удара, а девушка уже не могла остановиться:
– Моральный садист и жестокий манипулятор. И ты не способен любить. И в этой жизни я не хочу иметь с тобой ничего общего, - она отвернулась и бросила, - Что надо сделать, чтобы попасть отсюда в бордель? Скажи, и я это сделаю!
Все. Безумие захлестнуло его. Удар наотмашь настиг ее на месте, потом он схватил начавшую оседать девчонку и потащил на постель с криком:
– В бордель захотела! Шлюха проклятая! Я тебе покажу бордель! Гадина!
Что он творил, что орал ей, как насиловал, он уже не соображал. Чудовище взбесилось и вырвалось на свободу.
Когда безумие прошло, пришел конец.
Что это... Кто сделал это с его девочкой...
Саша лежала без сознания сломанной куклой. Кровь тоненькой струйкой начала вытекать из ее тела на белую разворошенную постель. Сорвалась беременность.
Несчастный присел, задыхаясь, дрожащими руками прикоснулся к пятну крови, разраставшемуся на белоснежной простыне. Кровь на снегу. Наследил...