— Коровы дохнут! — насупясь, сказал Максим.

— Сейчас поговорим. Отпущу товарищей, и поговорим. Кому что нужно? Подходите…

Рымарев подписывал бумаги, отвечал на вопросы, спрашивал, а сам все время чуть заметно поглядывал на Максима, словно хотел удостовериться, понимает ли тот, до чего занят бывает председатель.

Наконец они остались одни, и Рымарев мягко упрекнул Максима:

— Зачем при всех кричишь: скот дохнет…

— А что?

— Известно, толки нежелательные будут.

— Шепотом говорить надо?

— Ну зачем вы так, Максим Назарович?

— Как?

— Все время стараетесь стать в оппозицию по отношению ко мне. А я вам ничего плохого не сделал. Неужели еще помните о голосовании? Так ведь…

— Хватит старые лохмотья трясти. Без того пыли дыхнуть нечем. Я приехал за кормом.

— Да, я понимаю… Но нет у меня сена сейчас.

— А раньше было? Вы с самой осени знали, что кормов не хватит. О чем думали? На что надеялись? Если скот передохнет, с вас, Павел Александрович, здорово спросят. Учтите это. Тут вы никакими постановлениями не закроетесь.

Закрылки ноздрей Рымарева стали белыми.

— Все на меня свалить хотите? По-вашему, я веду колхоз к разорению?

— Была у Гаврилы понурая кобыла, за повод возьми да куда хоть веди. А тут колхоз. Его куда-то не туда не заведешь, не дадут люди. Хватит, Павел Александрович, отбояриваться. Долблю, как ворона мерзлую кочку, докуда же? Делайте, что хотите, а без сена я на заимку не вернусь.

В кабинет вошел Абросим Кравцов. Грузно опустился на стул. Рымарев обрадовался ему, повеселел.

— Даю тебе, бригадир, поручение. Найди для Максима воза два-три сена. Очень тяжелое положение.

— Где найдешь? Никто не потерял, — вяло отозвался Абросим Николаевич.

— У бурят сена много, кажется, — подсказал Максим. — Попросить надо.

— Сено у них есть. Не такой Батоха мужик, чтобы… — Абросим Николаевич, глянув на Рымарева, не договорил, закряхтел, удобнее устраиваясь на стуле.

— Не дадут они, — сказал Рымарев. — Хотя…

Он покрутил ручку телефона, осторожно снял трубку.

— Станция? Дайте, пожалуйста, райком партии, товарища Петрова. Я обожду… — Повернул голову к Максиму. — Сейчас попробуем… Товарищ Петров? Извините, пожалуйста, Рымарев вас беспокоит. Читал вашу статью о применении революционных методов в возделывании зерновых. Очень интересно. Мы обязательно проведем сверхранний сев. Проработать? Непременно! Товарищ Петров, к вам просьба. У нас бедственное положение с кормами. Так я что предлагаю… По нашим сведениям, у соседей кормов много. Да? Хорошо бы получить от вас распоряжение. Дадите? Спасибо!

Повесив трубку, он довольно потер костистые руки. Ему было непонятно, почему не радуется вместе с ним Максим.

— Ну, порядок?

— Да нет, Павел Александрович… Курочка в гнезде пока что. Канительное дело завязывается. Зачем оно, распоряжение?

— А как же? — удивился Рымарев.

— Я, мужики, так думаю… — Абросим Николаевич погладил лысую голову. — Хлопоты хлопотами, а воза два-три сена надо сегодня или завтра кинуть на заимку.

— У тебя на бригаде есть запас, дай, — сказал Рымарев.

— Никак нельзя. У меня кони. Ослабнут что на них вспашешь? Надо по дворам пройти. Наверное, дадут мужики…

— Ну что же, действуйте, — разрешил Рымарев. — А я в район поеду за распоряжением.

На улице все кружился и кружился снежок, выбеливая землю, небо взлохмаченным войлоком висело над крышами домов. По дороге, горбатясь, повизгивая от холода, трусила чья-то заморенная свинья. Абросим Николаевич пугнул ее, хлопнул рукавицами, проворчал:

— Тоже вроде колхозная… — Максим покусывал губы.

— Черт знает что! — сказал он. — Ну какой это председатель!

— Эка что… — Абросим Николаевич неодобрительно хмыкнул. — Ты знаешь про революционное возделывание пшеницы? Нет. А он знает.

Нельзя было понять, шутит бригадир или говорит всерьез.

— Хребтины в нем нету вот что плохо.

— А зачем тебе, Максим, его хребтина? На него не надейся, сам по-умному делай, и ладно будет. С хребтиной-то наворочает такого, что за три года не разберешься… Ну что, к Викулу зайдем?

Хозяин, услышав стук ворот, вышел. В руках он держал рубанок, на штанах, на ватной тужурке висели мелкие завитки сосновых стружек, у сарая белели две новые лавки, лежала стопка свежестроганых досок.