Вчера он услышал, а потом и увидел, как приземлялся ее самолет. То еще зрелище: машина, рассчитанная человек на тридцать, высаживает одного-единственного пассажира. «Гольфстрим», именно такие предпочитают narcotraflcantes. Личный автомобиль встречал ее прямо на взлетной полосе.

Он ужасно нервничал, даже издалека глядя на нее. Весь день работал, но не смог пообедать, кусок в горло не лез.

Затем он смотрел, как она объезжает ранчо; высоко вздернув подбородок, инспектирует свои владения с заднего сиденья «кадиллака». Ближе к вечеру он нарочно несколько раз проехал мимо дома, хоть мельком глянуть на хозяйку; пожилая дама сидела в одиночестве на огромной террасе, просматривая бумаги.

Он подскакал ближе, вежливо приподнял шляпу:

— Добрый вечер. Я Улисс Гарсия.

Она подняла голову. Раздосадована, что помешали. Но он улыбнулся, и она не смогла сдержать ответной улыбки:

— Приветствую, мистер Гарсия.

Он не нашелся что сказать дальше, пожелал ей приятного вечера и поскакал прочь, ругая себя на все корки.

На следующий день самолет стоял на том же месте. Солнце садилось, он побрел в свой барак. Сейчас или никогда. Если она его прогонит, придется уезжать. А работа здесь хорошая, Брайан Колмс его любит, остальные ковбои хорошо к нему относятся, хотя и считают гордецом.

Он последний трус, если хотя бы не попытается. После ужина он надел свою лучшую рубаху, сложил бумаги в маленькую кожаную папку, подарок деда.

13 октября 1917 года

Из Гвадалахары пришли две телеграммы с приглашением приезжать в гости, но обе — не от моей Марии. А сегодня — письмо. Коротенькая записка.

«Получила твое сообщение. Сохранила чудесные воспоминания, но не вижу смысла продолжать».

Дождался, пока Салли уберется из дома, потом позвонил Абу Джефферсону и рассказал, что произошло.

— Мы можем запросто доставить ее сюда, — предложил он.

— Каким образом?

— Легко, мистер МакКаллоу.

— Нет, — возразил я, осознав, что он имеет в виду. — Ни в коем случае.

Не то чтобы я всерьез подготовился. Написал письмо Чарли и Гленну попытался объяснить, как смог. Не надеюсь, что они простят меня, — особенно Чарли. Он сын Полковника не в меньшей мере, чем мой собственный. Завтра воскресенье, надо ехать.

14 октября 1917 года

Проснулся счастливым. С тех пор как она уехала, я начал забывать это чувство. Не представлял, что во мне столько страхов.

Вдруг она согласится встретиться со мной, но все будет иначе; тогда она была беглянкой. И окажется, что мы просто старые друзья, которых больше ничто не связывает. Наша близость была всего лишь иллюзией. Лучше не видеть ее. Сохранить в памяти светлые переживания.

15 октября 1917 года

Всю ночь не спал. Упаковал три смены одежды и револьвер. Через несколько минут я проеду через ворота ранчо МакКаллоу в последний раз.

В банке Карризо не нашлось нужной мне суммы, пришлось ехать в Сан-Антонио. Роналд Дери знает меня лет двадцать, он не станет задавать лишних вопросов. И тем не менее задает. Двести пятьдесят тысяч долларов на нефтяные подряды. Нефтяные подряды, скажу я, вы же знаете этих фермеров, они хотят только наличные.

Потом я буду уже далеко, за границей. Деньги, разумеется, не мои. Если они решат позвонить отцу…

Не питаю иллюзий, что сумею добраться до Гвадалахары живым. Я в полном здравии и трезвом уме. Оставляю это в качестве свидетельства и завещания.

Команчи сдались, освободилась огромная территория, размером со Старые Штаты, и теперь каждый северянин, владелец китобойного судна или отеля, начал воображать себя скотоводом-магнатом.

Французы и шотландцы, чванливые янки с их вечно сияющими физиономиями — они переплачивали за пастбища, переплачивали за скот, за лошадей, фураж, они пытались дотянуться до нас. А южные земли тем временем истощались; фермеры посмышленей гоняли скот в Монтану, чтоб коровы нагуляли тело на еще сохранившейся траве.

Половина пастухов нанималась сразу после Гарварда. Нацепив фильдеперсовые носки, украшенный серебряными бляшками ремень из лавки предприимчивого торгаша и пистолеты, заказанные по почте, они явились на Запад, чтобы возмужать вместе со своей страной. В смысле, увидеть ее кончину.