Бабушка с отцом обменялись взглядами, и он сказал:

— Джинни, это, возможно, не слишком приятно, но у каждого в жизни есть свое дело. Мое — следить, чтобы ранчо держалось на плаву. Бабушка присматривает, чтобы я не наделал ошибок. — Он снисходительно улыбнулся. — А твое дело — получить приличное образование.

Он совсем меня не уважает, поняла Джинни. Из нее словно весь воздух выпустили, и разговор с Финеасом тут ровным счетом ни при чем. Она похолодела. Все кончится Юго-Западным университетом, это лучший выход.

— В этот раз тебе не придется уезжать так далеко, — вступила бабушка.

Позже она не могла припомнить, о чем думала, слова вырвались сами собой:

— Я не собираюсь быть секретаршей.

— Тебе и не придется, — попытался успокоить отец.

— Или учительницей.

— У всех нас есть обязанности, Джинни.

— Мы с Финеасом говорили ровно об этом, — звонко произнесла она. Глотнула воды.

— Что ж, это похвально.

— Он показал мне бухгалтерские книги.

Отец начал было что-то говорить, но тут до него дошел смысл ее слов. Она не в силах была смотреть ему в глаза и продолжала, уткнувшись в тарелку:

— Вообще-то ранчо вовсе не на плаву. А совсем наоборот.

Она решилась все же поднять взгляд. Лицо отца застыло. Краем глаза она заметила, как бабушка делает ей какие-то знаки.

— Я знаю, что мы разоряемся.

— Тебе не следует так серьезно относиться к словам старого Финеаса. — Отец даже попытался улыбнуться. Неудачно.

Джинни почувствовала дурноту. Не подхватила ли она в поезде инфекцию?

— Это ранчо — не место для девушки с твоими талантами, — продолжал отец. — К концу лета ты уедешь в колледж, у меня вот никогда не было такой возможности.

— Твоя жизнь ничуть не тяжелее моей, — возразила она. — Ты ездишь на лошади ценой в двадцать тысяч долларов, но ведешь себя так, будто мы живем в работном доме. На торговле скотом мы теряем четыреста тысяч долларов ежегодно. Финеас говорит, что ему надоело давать тебе деньги в долг. С этим что-то надо делать.

Вот оно и случилось: она призналась в предательстве. Он закричал: вон из-за стола, немедленно выйди из-за стола, но она ответила:

— Не выйду.

Впрочем, и не смогла бы: ноги не держали.

— Каждый божий день ты делаешь вид, что работаешь для семьи, а на самом деле просто пускаешь на ветер семейные деньги.

— Это мои деньги, — рявкнул он. — А не твои! Ты вообще не имеешь права голоса, ты еще ребенок.

— Это деньги Полковника. Ты не заработал ни цента.

— Замолчи.

— Мы не ужинали вместе две недели. Почему? Потому что ты забавлялся со своими лошадками. А до этого — еще почти шесть недель. И единственное, что оплачивает твои игрушки, — нефть.

Она думала, что отец ее ударит, но вместо этого он неожиданно спокойно произнес:

— Нефть оплачивает мелиорацию земель, дорогая. Чтобы нам не приходилось спать в грязи во время перегона скота, чтобы мы могли спокойно ночевать дома. И еще, конечно, аэроплан, потому что мы не можем больше осматривать пастбища, просто объезжая их верхом.

— Так, может, просто прекратить перегонять скот вообще? — предложила она. — И сэкономить кучу денег.

И вот тут он поднялся. Расправил плечи, шагнул к ней, но дальше ничего не произошло. Отец развернулся и вышел. Она слышала размеренные шаги, как будто он напоминал себе, что идет по своему собственному дому — по коридору, через гостиную, в холл и далее через парадный вход, хлопнув дверью.

— Это было очень глупо, — заметила бабушка.

Джинни пожала плечами — может, она и вправду разрушила бабушкин мир? — но потом поняла, что ее слова ничего не значили. Днем раньше, часом раньше, с отцом или с кем-либо еще подобный разговор был просто немыслим.

— Я и не догадывалась, что ты его боишься, — сказала Джинни. — Это потому, что Полковник ничего тебе не оставил?

— Тебе не следует оставаться здесь, Джинни, — ушла от ответа бабушка. — Особенно после случившегося.

Джинни была бы рада никогда впредь не разговаривать с бабушкой, да и вообще ни с кем из членов семьи.

— Отец не позволит тебе управлять ранчо.

— Это больше никакое не ранчо. Мы живем на доходы от полезных ископаемых и в долг.

— Финеас даже написал тебе текст речи? Если ты думаешь, что женщине есть место в сегодняшней картине мира, ты заблуждаешься. — Она поморщилась. — Более чем по одному пункту.

— Это мы еще посмотрим. — Джинни все думала об отце, как он похудел; припомнила, что по ночам он плохо спит.

Бабушка отложила нож с вилкой, аккуратно разгладила скатерть, сделала глоток из бокала.