Ребуль, поздоровавшись с несколькими друзьями, возвращался к своему столу, когда кто-то окликнул его. Он развернулся и увидел прямо перед собой ледяные голубые глаза Олега Вронского.

– О, месье Ребуль. Я – Вронский.

Обычное благодушие вдруг мигом покинуло Ребуля.

– Я знаю, – бросил он и отвернулся.

Вронский нагнал его и взял за плечо:

– Нам нужно поговорить. Это вам будет очень интересно.

– Сомневаюсь.

Ребуль стряхнул руку Вронского и вернулся за стол, а русский остался стоять в одиночестве, и с ближайших столов на него уже бросали любопытные взгляды. Он овладел собой и, отодвинув с дороги официанта, вернулся на место.

Садясь, Вронский хмурился.

– Наглый французишка, – бросил он виконту, – и кем это он себя возомнил?

За столом Ребуля прозвучало подобное же замечание, только национальная принадлежность наглеца была другой.

– Не могу поверить, – удивился Сэм. – Надеюсь, он хотя бы извинился за вторжение в твой дом?

Ребуль покачал головой:

– Разговор был недолгим. – Он развернулся к Элене, сидевшей рядом с ним. – Прошу прощения, моя дорогая. Простите меня. Давайте не будем портить вечер.

Как Ребуль объяснил Элене, для этого обеда он разработал со своим шеф-поваром Альфонсом исключительно провансальское меню.

– Мы начнем, – сказал он, – с дынь из Кавальона, города, который поставляет лучшие дыни во Франции. Они настолько хороши, что Александр Дюма заключил в девятнадцатом столетии сделку с кавальонцами «книги в обмен на дыни». В самом деле, в городских архивах до сих пор хранится коллекция книг, которые Дюма присылал в обмен на дюжину дынь в год. – Он умолк, чтобы глотнуть шампанского, и заметил, что все за их столом притихли и слушают его. – Так вот, самые сочные и вкусные дыни, те, что у нас на столе сегодня, называются melons de dix, у них десять ребер, по которым они разрезаются на десять идеальных ломтиков.

Элена поглядела через стол:

– Сэм, надеюсь, ты записываешь. Когда мы поселимся здесь, ответственным за кухню будешь ты. Хорошо, Франсис, а что будет после дынь?

– Daube Avignonnaise [33] , мясо по летнему рецепту, ягненок, маринованный в белом вине, а потому более легкий, чем зимняя говядина daube [34] , которая маринуется в вине красном. Подается с пастой и белым «Ch^ateauneuf-du-Pape». Затем сыры от наших добрых подружек, местных коз, и под конец мое любимое: клубника из Карпантраса под соусом, изобретенным Альфонсом, во всяком случае, он утверждает, что сам придумал его. Это смесь сливок и йогурта с капелькой бальзамического уксуса. Voil`a – к аукциону у всех будет отличное настроение.

После дыни, которая действительно оказалась сочной и ароматной, Филипп, последние два дня освещавший Каннский фестиваль, отвечал на неизбежные вопросы об этом событии. Кого из звезд он видел? Удалось посмотреть какие-нибудь фильмы? Правда ли, что главный киногерой этого года рослый красавец – такой же, каким выглядит на экране, или же он, как написал один недобрый репортер, «прыщавый карлик»?

Наконец, когда Ребуль спросил, сложилось ли у него за эти два дня какое-то общее впечатление, Филипп кивнул:

– Судя по тому, что я видел, эпоха разговоров лицом к лицу завершилась. Повсеместно я наблюдал группы людей, которые держались вместе. Однако они не разговаривали друг с другом, они даже не смотрели друг на друга. Все они таращились в свои сотовые телефоны. Единственный настоящий разговор у меня получился с барменом в отеле «Мартинез».

Этот мрачный отчет был прерван летним daube, которое все единодушно признали великолепным: легким, нежным и вкусным.

– Элена, ты записываешь? – Сэм подобрал остатки соуса с тарелки кусочком хлеба.

– Я же тебе сказала – ответственный за кухню ты.

– Я ответственный только за дыни, – возразил Сэм. – Прочие полномочия я передаю тебе.

Элена, как и ожидал Сэм, закатила глаза, и разговор перешел на поиски дома, на безоговорочную необходимость иметь большой винный погреб и гостиную со звукоизоляцией, а под конец, когда появилась клубника, – на возмутительное поведение Олега Вронского. Сэм придерживался мнения, что Вронский охотник за недвижимостью, о нем необходимо сообщить в полицию, которая приструнит этого стервятника. Ребуль был настроен более философично.

– Хотя, – сказал он, – если он еще раз меня потревожит, мне придется принять меры.

Только какие? Прежде чем они успели обсудить свои возможности, Мари-Анж снова поднялась на возвышение. И ее новое появление было отмечено барабанной дробью и попыткой украдкой поправить бюст. Настало время аукциона.

Сначала разыгрывали уик-энд в отеле «Le Petit Nice», известном на всю Францию, как напомнила публике Мари-Анж, благодаря потрясающему местоположению и виду на море, благодаря стильным и комфортабельным номерам и прежде всего своей трехзвездочной кухне. Подхваченная волной энтузиазма, она с восторгом расписывала удовольствие от трапез на террасе, легендарный буйабес, благородное оливковое масло (из особых запасов отеля), а затем, в очередной раз поцеловав кончики пальцев, Мари-Анж открыла торги.