Шрифт:
Несмотря на вначале сложные отношения с мастером и рабочими в коллективе, молодая украинка всё же справилась со своей работой. Её наконец-то зауважали, появились денежные премии и даже поощрения с записью в трудовой книжке. За многолетний и успешный труд с помощью директора предприятия Клавдии Васильевне была выделена двухкомнатная квартира почти в самом центре города. Костя подрос, хорошо учился в школе, с таким же успехом её и закончил. Однако внезапное психическое заболевание не дало пареньку продвинуться дальше...
– Мама, мамуля...
– Зыбов вдруг внезапно проснулся от стука оконной фрамуги зарешеченного окна, вызванного сильным ветром.
– Мамы больше нет, - словно эхо, ответил Косте злой ветер.
На следующий день Костю гоняли по разным делам: то он намывал полы почти во всех палатах, то носил матрасы с несколькими физически крепкими, выздоравливающими больными, то ходил на "наружку" и занимался подсобным трудом, помогая строителям. Смена была недобрая, особенно санитарка Анна Львовна: с неприятным выражением лица, с холодными, серыми, как лёд, глазами и некрасивой причёской. Раньше, когда Зыбов был ещё на принудке, стараясь из всех сил угодить персоналу, чтобы обратно не вернули в специализированную, Анна не то из жалости, а может даже и неровно дышала к Костяну. Во всяком случае, именно в её смену Константин сытно кушал, получая от Анны за труды вкусно приготовленные салаты, бутерброды с полукопчёной или варёной колбаской, жареную картошку с селёдкой или солёными огурцами. Однажды поздним вечером, когда почти все уснули, Анна Львовна подошла к Зыбе, который по привычке в одиночку чифирил перед сном, сидя в курилке, и тихо шепнула на ухо:
– Костя, душ принять не желаешь? У меня есть ключи, я тебе открою.
Зыбов предложение принял с радостью: больных мыли лишь два раза в месяц - чаще себе позволить сходить в душевую могли лишь блатные. Аннушка с Костей пошли по длинному коридору отделения, благо душевая находилась в другом конце от наблюдательной палаты, в которой остались сидеть на диване напарница Анны вреднючая старуха Анисимовна, дежурная медсестра Валентина Анатольевна, с хомячьей, неприглядной физиономией и санитар Эдик, длинный жилистый парень, который совмещал учёбу с этой неблагодарной, малооплачиваемой и грязной работой. Он не избивал, как другие санитары, слабых или тяжёлых больных, которых приходилось фиксировать, но цепко, словно клещами, впивался в подлокотники буйного или возбуждённого, ловко скручивал и привязывал бинтами. Помогали ему Анисимовна и двое алкашей, дежуривших с ними.
Но Костя сейчас на них полностью забил - они ему были не интересны. Сейчас он примет душ и хорошо расслабится в горяченькой водичке. Львовна потихоньку шла рядом с ним. Вот и заветная дверь душевой, Анна еле слышными щелчками открыла её.
Зыбов, быстро раздевшись, прошёл в кабинку, отрегулировал себе душ. Приятно брызнула лейка, и Костя уже разомлел под горячим "дождиком". Он даже не заметил, что Анна Львовна прошла за ним следом в душевую.
«А чем не мужик!
– рассуждала одинокая женщина про себя.
– Детей у меня нет. С мужчинами жила пару раз, но официально замуж не выходила, на кой мне их потом прописывать, не дай Бог... Выкинула и первого, и второго. Надоели. А этот вроде смирный такой, спокойный. Авось, получится? Много ли мне, бабе, надо? Не в ПНИ же его... Выпишут - может, когда-нибудь, заберу к себе. А сейчас хоть попробую с ним – может, получится?..»
Анна начала раздеваться, оставшись лишь в чёрных несовременных трусах, посмотрела на себя в настольное зеркало. Ей было под полтинник, но фигура была ещё вполне привлекательной: небольшие груди с коричневыми сосочками, гладкое тело, необвисший живот. Сняв с себя трусы, женщина решительно шагнула к моющемуся в горячем душе Константину.
Она попыталась обнять небольшую мужскую фигуру, но тут Костя вздрогнул. Он смотрел на Анну Львовну ошалело, то и дело моргая глазами. И тут санитарка поняла, что допустила серьёзную ошибку, к тому же непростительную. Она быстро оделась и вышла. Хотелось напоследок хлопнуть дверью, но тогда могла привлечь внимание других.
– Пять минут жду!
– изменившимся, приказным голосом сказала она, выходя из душевой.
Косте вдруг стало плохо. Он вспомнил первую, неудачную ночь с женой, когда второй раз попал уже к ней, после свадьбы и рождения сына. Зыбов вовсю пахал на стройке, а маленький Никита полностью повис на руках у Клавдии Васильевны.
Катя, разумеется, не работала, но и должного внимания сыну не уделяла. Мальчик рос нездоровым, с умственной отсталостью. Молодая женщина вдруг стала раздражительной, начались скандалы.
– С ребёнком должна я всё время сидеть?
– укоризненно спросила Клавдия в один из таких скандалов.
– Мне всё надоело!!! Как мне всё надоело!
– выкрикнула в ответ Катя.
– И зачем я только с вами со всеми связалась!
– С нами это с кем?
– повысила голос свекровь.
– Вообще-то замуж ты выходила, да и рожать тебя никто не заставлял.
– Да! Вот вышла, дура, на свою голову! А теперь страдаю от вас!
– истерично выкрикнула Катерина.
– Слушай, девочка, я из-за тебя работу на фабрике оставила, с вашим дитём сижу, а ты ещё смеешь в чём-то упрекать? Ты жила в общаге, сейчас живёшь в двухкомнатной квартире - ради Кости и Никиты тебя прописали.
– Я хочу красиво жить! А не в этой халупе, со слабоумным сынком. Вот посмотри! Посмотри, как глупо он мне улыбается! Какая глупая рожа у моего сыночка! Вся в твоего...
Клавдия залепила Катерине пощёчину.
– Ударь! Ещё раз ударь! Бей ещё!
– залилась Катя слезами и заревела.
– Глаза бы мои на тебя не смотрели...
– Что?..
– Повторить по-украински, если по-русски не понимаешь?
В это время появился в дверях усталый, пришедший с работы Костя. Он посмотрел на пропитанных неприязнью друг к другу двух женщин и ушёл в другую комнату. Лёг на диван. Жена даже не соизволила приготовить ему ужин, а мать была занята с Никитой.