– Но вы убили человека, – многозначительно говорит председатель.

– И не одного, – отвечает Альберт.

Прокурор вскакивает. Присяжный, что сидит у двери, перестает грызть ноготь.

– Что вы сделали? – переспрашивает потрясенный председатель.

– На войне, – быстро вставляю я.

– Но это совсем другое, – разочарованно тянет прокурор.

Тут Альберт поднимает голову:

– Почему совсем другое?

Прокурор встает.

– Вы хотите сравнить битву за отечество с вашим преступлением?

– Нет, – отвечает Альберт. – Люди, которых я убивал тогда, ничего мне не сделали.

– Неслыханно, – в ужасе говорит прокурор и обращается к председателю. – Я вынужден просить…

Но председатель реагирует не столь бурно.

– До чего бы мы дошли, если бы все солдаты думали, как вы! – говорит он.

– Это верно, – вставляю я. – Но мы не несем за это ответственности. Если бы его, – я показываю на Альберта, – не научили стрелять в людей, он бы сейчас такого не сделал.

Прокурор багровеет.

– Но это в самом деле недопустимо, чтобы свидетели, когда их не спрашивают…

Председатель утихомиривает его:

– Полагаю, сегодня мы можем один раз отступить от правил.

Меня на время оставляют в покое и вызывают девушку. Альберт вздрагивает и сжимает губы. Девушка одета в черное шелковое платье, волосы тщательно уложены. Она уверенно проходит вперед. Сразу видно, ощущает себя здесь важной персоной.

Судья спрашивает, что связывало ее с Альбертом и Барчером. Альберта она называет невыносимым, Барчера же очень милым. Нет, она никогда не думала о браке с Альбертом, а вот с Барчером была чуть не помолвлена.

– Ведь господин Троске так молод, – говорит она, покачивая бедрами.

У Альберта по лбу струится пот, но он сидит неподвижно. Вилли никак не может оставить в покое свои руки. Мы едва сдерживаемся.

Председатель еще раз спрашивает о ее отношениях с Альбертом.

– Совсем невинные, – отвечает она. – Мы были лишь знакомы.

– Обвиняемый в тот день был взволнован?

– Конечно, – торопливо отвечает она.

Кажется, ей все это льстит.

– Отчего?

– Ну, как… – Слегка развернувшись к залу, она улыбается. – Он был так влюблен в меня.

Вилли издает глухой стон. Прокурор нацеливает на него свое пенсне.

– Грязная шлюха! – выстреливает вдруг в зале.

Все всполошились.

– Кто это крикнул? – спрашивает председатель.

Гордо встает Тьяден. Его приговаривают к пятидесяти маркам штрафа.

– Ерунда какая, – говорит он, доставая кошелек. – Сейчас заплатить?

За что получает еще один такой же штраф, и его выводят из зала. Девушка заметно присмирела.

– Что происходило между вами и Барчером в тот вечер? – продолжает председатель.

– Ничего, – неуверенно отвечает она. – Мы просто сидели.

Судья обращается к Альберту.

– Вы можете что-то на это сказать?

Я сверлю Альберта взглядом, но он тихо отвечает:

– Нет.

– Значит, показания верны?

Альберт горько улыбается. Девушка не сводит глаз с распятия на стене над головой председателя.

– Возможно, и верны, – говорит Альберт. – Я слышу их сегодня в первый раз. В таком случае я ошибался.

Девушка облегченно вздыхает. Но она явно поторопилась.

– Это ложь! – взвивается Вилли. – Подлая ложь. Она за деньги отдалась тому, она ведь полуголая сидела!

Поднимается гам. Прокурор пронзительно что-то кричит. Председатель делает Вилли замечание. Но того уже не остановить, хоть Альберт и смотрит на него с мольбой.

– Даже если ты встанешь передо мной на колени, нужно сказать правду, – кричит ему Вилли. – Она отдавалась за деньги. А когда увидела Альберта, начала ему говорить, что Барчер ее напоил. Ну, тут он взбесился и выстрелил!

Защитник торопливо записывает эти показания. Девушка растерянно визжит:

– Выстрелил!.. Выстрелил!..

Прокурор отчаянно жестикулирует:

– Честь суда требует…

Вилли оборачивается к нему как разъяренный бык:

– Вы, крючкотвор, не надо тут бить в фанфары, или вы думаете, что ваша клоунская мантия заткнет нам рот? Попробуйте нас выставить! Что вы вообще про нас знаете? Он, – Вилли выбрасывает руку, указывая на Альберта, – всегда был тихим, мягким, спросите у его матери! А сегодня стреляет с легкостью, с какой раньше кидал камушки в воду. Раскаяние! Раскаяние! Как он может раскаиваться, если расправился с тем, кто вдребезги разбил его жизнь? Единственная его ошибка, что он выстрелил не в того. С ней надо было покончить! Вы думаете, четыре года беспрерывных убийств можно, как мокрой губкой, стереть в памяти пустым словом «мир»? Мы и без вас знаем, что нельзя отстреливать личных врагов сколько душе угодно. Но когда закипает гнев, когда все идет кувырком и мы уже не можем с этим совладать, тогда подумайте, откуда это берется!