Инспектор отвел Керна обратно в камеру и ушел со Штайнером.

– Ну что? – с любопытством осведомилась «курица».

– Через час нас выпустят.

– Jezus Christus! – воскликнул поляк. – Опять начинается паршивая жизнь. Вот дерьмо-то!

– А ты что – хотел бы остаться здесь? – спросила «курица».

– Если бы кормили получше… и дали легкую работу… скажем, рассыльным по тюрьме… тогда с удовольствием.

Керн достал носовой платок и, насколько это было возможно, почистил свой костюм. За две недели его рубашка сильно загрязнилась. Он завернул манжеты. Поляк наблюдал за ним.

– Пройдет год-другой, и ты перестанешь обращать на это внимание, – пророчески изрек он.

– Куда направляешься? – спросила «курица».

– В Чехословакию. А ты? В Венгрию?

– В Швейцарию. Я все обдумал. Давай вместе. Оттуда нас перебросят во Францию.

Керн отрицательно покачал головой:

– Нет, я постараюсь попасть в Прагу.

Через несколько минут привели Штайнера.

– Ты знаешь, как зовут полицейского, который тогда ударил меня по лицу? – спросил он Керна. – Леопольд Шефер. Его адрес – Траутенаугассе, двадцать семь. Мне зачитали протокол, там это написано. О том, что он меня ударил, разумеется, ни слова. Сказано лишь, что я ему угрожал. – Он посмотрел на Керна. – Как ты думаешь, забуду я это имя и адрес?

– Нет, – сказал Керн. – Наверняка не забудешь.

Вскоре появился полицейский в штатском. Он приказал Штайнеру и Керну собраться и следовать за ним. Керн сильно волновался. Выходя из здания, он невольно остановился. Мягкий ветер пахнул ему в лицо. Небо было голубым, а вдали над домами сверкали крыши в последних красноватых отблесках солнца, мерцал Дунайский канал, а на мостовых сквозь поток спешащих домой или прогуливающихся людей с трудом протискивались большие красные автобусы, облитые закатным блеском. Совсем близко торопливо прошла стайка смешливых девушек в светлых платьях. Керну казалось, что он никогда еще не видел ничего столь прекрасного.

– Ну что ж, пошли! – сказал полицейский.

Керн вздрогнул. Заметив, что какой-то прохожий бесцеремонно разглядывает его, он сконфуженно оглядел свою одежду.

Они шли по улице, полицейский держался посередине. На тротуарах перед кафе были расставлены столики и стулья, всюду сидели радостные, оживленно болтающие люди. Керн наклонил голову и убыстрил шаг. Штайнер смотрел на него с добродушной насмешливостью:

– Ну как, малыш? Не про нас такая жизнь, верно?

– Нет, не про нас, – ответил Керн и сжал губы.

Они дошли до пансиона. Хозяйка встретила их со смешанным чувством досады и сострадания. Она сразу же выдала им вещи. К счастью, ничего не украли. В тюремной камере Керн решил было, что, придя в пансион, сменит рубашку, но после хождения по улицам не стал этого делать. Подхватив свой потрепанный чемодан, он поблагодарил хозяйку.

– Мне жаль, что мы доставили вам столько неприятностей, – сказал он.

Хозяйка махнула рукой.

– Было бы вам хорошо. И вам, господин Штайнер. Куда вы направляетесь?

Штайнер сделал неопределенный жест.

– Поскачу, как все пограничные кузнечики: от куста к кусту.

С минуту хозяйка колебалась. Затем решительным шагом подошла к стенному шкафчику из орехового дерева. Шкафчик был сделан в виде средневековой крепости.

– Выпейте по рюмочке на дорогу…

Она взяла бутылку и наполнила три рюмки.

– Сливовица? – спросил Штайнер.

Она кивнула и предложила полицейскому также взять рюмку. Тот выпил и вытер усы.

– В конце концов, наш брат только лишь выполняет свой долг, – заявил он.

– Разумеется! – Хозяйка снова наполнила его рюмку. – А вы почему не пьете? – спросила она Керна.

– Натощак не могу…

– Ах вот что! – Хозяйка испытующе посмотрела на него. Ее рыхлое, холодное лицо неожиданно потеплело. – Бог ты мой, ведь парень еще растет, – пробормотала она. – Франци, – позвала она затем. – Принеси бутерброд!

– Благодарю вас, не нужно. – Керн покраснел. – Я не голоден.

Официантка принесла двойной бутерброд с ветчиной.

– Нечего жеманиться, – сказала хозяйка. – Ешьте!

– Хочешь половину? – обратился Керн к Штайнеру. – Мне это много.

– Не разговаривай! Навертывай! – ответил Штайнер.

Керн съел бутерброд и выпил рюмку сливовицы. Затем они простились с хозяйкой. Трамвай довез их до Восточного вокзала. В поезде Керн внезапно почувствовал сильную усталость. Стук колес убаюкивал.

Мимо, словно во сне, проплывали фабрики, дороги, трактиры среди высоких ореховых рощиц, луга, поля. Керн был сыт, и это действовало, как дурман. Мысли стали расплываться. Ему грезился белый дом среди цветущих каштанов, торжественная депутация мужчин и женщин, вручающих ему письмо о присвоении звания почетного гражданина города. Потом померещился какой-то диктатор в военной форме. Диктатор стоял перед ним на коленях и, плача, молил о прощении.