Шрифт:
Вообще-то девушка не собиралась этого делать, оговорилась, но… подумав, махнула рукой – а пущай так и будет, со скидкою, а то какой же вятичам смысл менять шило на мыло, одну «крышу» на другую – хазар на полян? Хорошо бы, конечно, было провести перепись – точно учесть количество пахотных хозяйств – сох – в каждом селении, но это все было дело не быстрое, а хитрая девушка все же собиралась рано или поздно сбежать, добраться до Выдь-реки… Домой – так уж хотелось верить.
– Вон, госпожа! – указав на заливной луг, почтительно поклонился Рулаф. – Везут вятичи дань… никуда не делись! Ой, пресветлая княжна… зря ты, наверное, на куну согласилась… Боюсь, как бы Святослав-конунг, узнав, не осерчал.
– Не боись, не осерчает! – Хмыкнув, Женька с интересом рассматривала приближающуюся процессию.
Впереди в синих, затканных жемчугом плащах ехали верхом на невысоких гнедых коньках старейшины (от мелких, в три двора, деревень) и князья (от селений покрупнее). Выглядели они все одинаково, никто особым богатством не кичился и не блистал, даже сбруя на лошадях казалась княжне самой обычной, без особых украшений, разве что отделана серебром – так, в меру. Впрочем, сам по себе конь в те времена – признак известной зажиточности. Боевой жеребец стоил три серебряных гривны, или шестьдесят ногат, или семьдесят пять кун, для сравнения – каравай заварного хлеба стоил две куны – не обязательно монеты, к ним по стоимости приравнивалась одна зеленая арабская бусина или беличья шкурка. Корова стоила две гривны, вол – одну, по десять кун шел мед в ульях.
Возов – приземистых, на сплошных деревянных колесах телег – было мало, в основном – волокуши, а многие старейшины приплыли по воде, их людишки тащили дань из лодеек – домотканое полотно, яйца, творог, наконечники копий и стрел – что у кого было.
Подъехав чуть ближе, всадники спешились, к дубу подошли уже пешком, поклонились.
– Пусть и вас хранят боги! – милостиво улыбнулась княжна. – Сейчас дань зачтем, все запишем.
– Госпожа… – нервно грыз ногти один из старейшин – косматобородый, приземистый, с широким приплюснутым – словно треснули по лицу лопатою – носом. – Мы ить в раздумьевси. А ну как хазаре-то… того… отомстить захотят! Вернуть под свою руку.
– Обломятся!
Женька презрительно скривилась и гордо кивнула на стоявших позади варягов с разноцветными щитами, в блестящих кольчугах и сверкающих на солнце шлемах, с сулицами, с мечами, с секирами – молодец к молодцу!
– Видите? Не самых последних людей венценосный супруг мой для вашей защиты оставил! Да и сам на хазар походом пошел… так что не до вас нынче хазарам, не до вас. Были хазары, да сплыли все – спеклись.
– А ну как их послы да вои за данью явятся? – все не унимался плосконосый, видать, по жизни таким вот и был – недоверчивым, «а кабы чего не вышло».
– Явятся – получат! Только не дань – а по мозгам.
Княжна рассмеялась, захохотали и варяги, да и среди князьков прошелестел одобрительный шепоток:
– Ишь, как она…
– Получат, говорит!
– По мозгам!
– Ай, княжна красотою лепа…
– И умом горазда – то так! Шутка ли – с ногаты на куну пойти.
– Тако мыслю – с ней-то договориться можно…
– А вот сам-то Святослав-князь мнозим нашим не по нраву – больно уж не уживчив, горяч.
– Так где нынче князь? В походе дальнем. А тут – княжна. С ней-то, мыслю, поладим.
– Поладим, говоришь? А не выйдет ли, как говорят, мягко стелет, да жестко спати?
– Ой, Ходата, все-то тебе не так!
Плосконосый Ходата, старейшина большой – в пять дворов – деревни, расположенной верстах в десяти вверх по реке, возвращаясь обратно домой на большой лодке, еще издали заметил причалившие к берегу барки – неприметные, без особых украшений, но вместительные, с широкой кормой, с мачтами, ныне аккуратно уложенными вдоль бортов – за ненадобностью.
– Булгарские ладьи! – обернулся с носа главный помощник старейшины, Малост Корявая Ладонь, прозванный так за левую ладонь, когда-то защемленную деревиной. – Эх, не вовремя! Кабы не дань…
– А чего же – не вовремя? – Ходата усмехнулся в бороду. – Чай, последнего-то не отдали. Найдется, что у булгар обменять. Ужо поглядим.
– Думаешь, господине, булгары торговать будут?
– А чего ж тогда встали-то? Давно б торговали, да некому разрешить – мы-то с тобой – вот они! Только-только в обрат добираемся.
Лодка Ходаты повернула к берегу, к пристани, проплыла мимо купеческих приемистых кораблей.
Завидев старейшину и его людей, с барок замахали руками, заулыбались:
– Да хранят тебя твои боги, почтеннейший Ходата-джан!
– И тебя пусть хранит твой Аллах, славный Сувар-гость. Как Булгар-град? Все стоит? Процветает?
– Отстроились уже, слава Пророку! – Булгарский купец Сувар – осанистый, светлоглазый и рыжебородый, молитвенно воздел руки к небу и улыбнулся. – Прошу вечером на мой корабль, почтенный Ходата-джан. Я привез из Итиля волооких персидских дев – ах, персики, не девы! Как пляшут, как поют… думаю, ты не откажешься купить у меня парочку.