От первых сестер сохранились и пюхтицкие напевы. Они какие-то особые, очень молитвенные. Даже здесь, в Горнем, иногда поем какой-нибудь небольшой концерт. Я говорю сестрам, пойте Пюхтицкое, потому что они очень молитвенные.

Когда я была регентом в Пюхтице, тогда практически не было ни богослужебных книжек, ни нот. Заучивали с голоса, а когда некоторые сестры стали поступать и с музыкальным образованием – тогда уже стали делать спевки, новое разучивали. Все было хорошо в Пюхтице, только климат не по мне… Там я постоянно простужалась. То у меня рожистое воспаление, то ангина. Владыка Алексий приедет, надо петь, а у меня или горло простужено, или температура. В Горнем все простуды кончились, мой климат здесь. Видно, Боженька так милостиво устроил.

В Пюхтице мне пришлось быть прямой помощницей матушки игуменьи Варвары. Мы жили в одном игуменском. Казначея – это очень ответственное послушание: каждая копеечка, каждая свечечка была на учете. Денег практически не было, как-то надо исхитряться с нашим натуральным хозяйством, чтобы на восстановление выкроить. И все-таки сделали электричество, подвели воду и отопление, здания стали строить. Паломнички понемножку поехали – тогда еще граница не закрывалась. Сейчас закрыта, но все равно сейчас очень много едут. Пюхтицу любят.

Патриарх Алексий с самого детства вместе с родителями не раз приезжал помолиться в Пюхтицкий и Псково-Печерский монастыри, которые в то время выполняли особую духовную миссию объединяющих центров русской эмиграции. Я помню Святейшего с тех пор, когда он был студентом семинарии. По средам я ходила туда на акафист перед чудотворной иконой Знамения Божией Матери. Алеша Ридигер всегда стоял на правом клиросе – высокий, стройный, худенький – и читал. И учился немножко петь, хотя у него еще тогда слуха не было…

Когда я уже поступила в Пюхтицу, он приезжал к нам, бывало, на несколько дней с родителями – священник Михаил и матушка Елена, они были очень духовными людьми. В 1949 году Алеша Ридигер окончил семинарию. И первый приход дали ему в Йыхве, это 22 километра от Пюхтиц. Станция – как раз посередине пути между Ленинградом и Таллином. В Йыхве был храм в честь Богоявления Господня. В то время у нас мельницы в Пюхтице не было. Зерно соберем, надо ехать в Йыхве на мельницу, чтобы урожай смолоть. Положим мешки на две-три телеги и ночью выезжали, до станции уже под утро добирались. Займем на мельнице очередь, а пока ждем – идем в храме помолиться, где служит Алеша Ридигер, отец Алексей. К нему с окрестных хуторов и сел приходили, всем он так нравился, спешили к нему люди. Служил он и на русском, и на эстонском. Потом он стал окормлять Никольский приход в Яамах и проездом туда обязательно заезжал в Пюхтицу. Затем перевели его в Тарту, потом патриарх Алексий I вызвал для беседы, хотел узнать, что это за священник такой Алексий Ридигер. И после встречи патриарх сразу назначил его в Патриархию в Москву. Но Пюхтицы он никогда не забывал, был нам как отец родной и наши отношения всегда оставались очень задушевными и близкими.

Во время его архиерейства ни гостиницы, ни архиерейского дома еще не было. Только Успенский собор, а вокруг него домики, где сестры жили. На первом этаже 4 кельи, лесенка на второй этаж, там еще две кельи. И чердачки. Моя келья на первом этаже была, в игуменском. Владыка Алексий тогда останавливался в моей келье, а я переходила наверх. Такой он всегда был смиренный. Когда его стараниями к нам стали приезжать зарубежные группы, владыка Алексий старался их сопровождать. Матушка Варвара скажет: «Мать Георгия, побудь рядом с владыкой». Я хором управляла, а он из алтаря выйдет, позовет меня, на часы посмотрит: «Мать Георгия, пожалуйста, в темпе. В темпе». Потому что группе надо было обязательно увидеть образцовое наше хозяйство и скотный двор, потом сходить на источник, съездить за грибами или на Чудское озеро за снетками. И вот возьму я хлебушка, на скотный придем, обойдем всех – лошадок, коров, курочек и везде владыка кормил животинку, очень любил братий наших меньших, и они его любили.

Однажды мы обедали с владыкой Алексием. И тут позвонила со скотного старшая монахиня мать Иосафа, просит: «Мать Георгия, благословитесь у матушки, чтобы лошадкам сено привезти». А у нас, наконец, один рабочий появился. Передаю просьбу мать Иосафы игуменьи Варваре. Владыка слушал-слушал наши переговоры, потом и говорит: «Матушки, до чего мы дожили? Лошадкам привезти сено. Когда это было? Лошадки возили всегда. А теперь – лошадкам на машине сено привезти!» А теперь уже и лошадок повывели, переложили весь труд на машины…

Владыка часто сам садился за руль своего ЗИМа и ехал к нам из Таллина. Если вечером ему надо было в Москву, он садился на поезд, машину оставлял у нас, в Пюхтице. И вот с его помощью игуменья Варвара начала возводить в Пюхтице монастырскую ограду, строить котельную, проводить отопление и в Успенский собор, и в кельи. Много было дел…

Летом 1988 года мы с матушкой Варварой были в Москве на торжествах по случаю празднования Тысячелетия крещения Руси. И однажды владыка Алексий пригласил нас на деловой обед, на котором спросил, хотим ли мы иметь Пюхтицкое подворье? Где, как – удивились мы? В Таллине Пюхтицкое подворье в хрущевские времена взорвали. Если бы его хиротония во епископа состоялась хотя бы на полгода раньше, думаю, он сумел бы отстоять таллинское подворье – такое было красивое здание, как все жалели… В Ленинграде тоже было Пюхтицкое подворье – в Гавани. Но там тогда располагался универмаг. Кто же отдаст универмаг? И вдруг владыка Алексий достает ключи, кладет на стол и говорит: «Матушки, вот Пюхтицкое подворье. На Карповке, монастырь отца Иоанна Кронштадтского». Мы еще больше удивились. В те времена об отце Иоанне страшно было и говорить. Боялись мимо монастыря ходить, тайком кто-то перекрестится у наружного окошка, где крест выдолблен, – и то был подвиг. А тут огромное здание монастыря в подворье отдают! «Матушки, постарайтесь, 1 ноября память преподобного Иоанна Рыльского, пожалуйста, восстановите его храм. Матушки, постарайтесь». Батюшка Иоанн Кронштадтский был назван в честь преподобного Иоанна Рыльского. Все на Синоде уже было решено, и государство на передачу согласилось – стараниями будущего Святейшего, такая сила была у него.

Господи, помилуй! Вечером в Москве давали праздничный концерт. «Владыка, простите, – сказали мы. – Ни на какой концерт не поедем, благословите нам сегодня же и уехать». – «Матушки, смотрите сами. Только я вас очень прошу, постарайтесь к 1 ноября». Мы позвонили в Пюхтицу, чтобы они как-то решили, с кем и как начинать дело, и тем же вечером выехали в Питер. Утром приехали – и сразу на Карповку. Не знали, с какой стороны подойти, в какие двери. Наконец нашли ту, к которой подошел ключ, и вошли.