Эндрю решил не обращать внимания и сделать поблажку Гансу, который засунув руки в карманы и опершись о стойку крыльца, со стеснением разглядывал местечко, куда бы он мог сплюнуть и при этом попасть точно на голое пятнышко земли рядом с кустами, покрытыми желтыми экзотическими цветками. Эмил вышел минуту спустя, хлопая себя по животу.

— Первая приличная еда за несколько дней, — заявил Эмил.

Эндрю улыбнулся. То, как Кэтлин умудрялась добыть кусок солонины и то, что в этом мире считалось капустой, было вне его понимания. Наверху он слышал детей укладывающихся в постель, и снова он почувствовал вину за то, что не поднялся наверх, и не провел с ними немного времени, что бы поиграть и забыться, но слишком многое сегодня случилось, и еще больше есть того, что необходимо будет сделать.

— Ты почти можешь ощутить это в воздухе, — сказал Эмил. — Это место готово взорваться.

В течение нескольких часов после нападения чуть было не произошел бунт. Эмил заявил, что у Калина есть все шансы на выздоровление, несмотря на то, что череп на самом деле пострадал от касательного попадания пули. Однако большинство горожан были убеждены, что Калин уже мертв, не обращая внимания на то, что сказал Эмил или кто-то еще. Это почти привело к сражению за изуродованное тело римского солдата, которого вытащили из собора и вздернули на вывеске таверны, когда Эндрю лично возглавил отделение солдат, что бы снять его. Такие событие привело к вмешательству Касмира, обратившегося к огромной толпе, и тело забрало отделение, доставившее его в римский храм для захоронения на подземном кладбище. В том храме теперь находилась охрана, и всем римским гражданам в городе были переданы распоряжения оставаться внутри стен. Единственное хорошее, что произошло из-за всех событий, была отмена встречи с Комитетом, но это испытание будет позже на неделе.

— Сюда идет Готорн, — заявил Ганс, и Эндрю увидел Винсента, приближающегося из угла площади, медленно ковыляющего, все еще использующего трость, сопровождаемого остальными, тех, кого вызвал Эндрю. Это были Билл Вебстер — секретарь казначейства, Том Гейтс — издатель, Варинна Фергюсон, и Кетсвана, ближайший друг Ганса в дни их рабства, а теперь начальника его штаба.

Как только группа поднялась по ступенькам, Эндрю показал им «вольно» и провел в небольшую столовую, которую уже убрали после ужина. Приглашенные расположились вокруг стола, Эндрю, играя роль хозяина, предложил всем чаю, а тем, кто желал чего-нибудь покрепче, бутылку водки.

— Хорошо, мы должны выяснить все до конца, — сказал Эндрю. — Возможно я не в курсе, — и он заволновался, — что с теми, кто был ранен и остался на фронте. Я просто должен знать, что, черт возьми, здесь происходит.

Никто не хотел отвечать и наконец, его взгляд уперся в Вебстера. Годы, проведенные позади стола, добавили немного к его талии, и его лицо стало круглее, но знаменосец, получивший медаль за отвагу, возглавляя атаку, все еще обладал былой храбростью в глазах и способностью говорить прямо, когда это было необходимо.

— Экономика в хаосе, сэр.

— На тебе лежит ответственность, что бы она продолжала работать, — вставил Ганс.

— Да, сэр, это так. Сейчас я могу начать многословную лекцию на эту тему, но простым и явным фактом является то, что мы пытались, начиная с тех пор, как прибыли сюда, протащить этих людей через сотни лет развития меньше, чем за поколение. Мы создали здесь неустойчивую систему, и теперешняя напряженная ситуация это показывает.

— Неустойчивую? Что ты хочешь этим сказать? — спросил Эндрю.

— Хорошо сэр. Когда в прошлом все началось, все, чего мы хотели, это построить фабрику, точнее несколько фабрик, которые могли выпускать легкие рельсы, паровые двигатели, и немного небольших локомотивов и все остальное, чтобы производить порох, гладкоствольные мушкеты, любимые четырехфунтовые орудия, и снаряды. Это не занимало много усилий, пока мы не привнесли идею железной дороги. Примитивы, как мы думали о них, но русские были мастерами в своем деле и они быстро привыкали к новому.

— Да и тугары дышали нам в затылок, подгоняя нас вперед, — вставил Готорн.

Вебстер кивнул в согласии и возобновил.

— У нас была пара лет мира после объединения. Фактически, это был период бума, благодаря строительству железной дороги и механизации сельского хозяйства с использованием жаток Маккормика, гужевых плугов и сеялок. Мы производили излишки, которые не шли на войну, а скорее шли на то, что бы производить еще больше продукции. У нас даже было достаточно «лишней» продукции, что бы также начать улучшать жизнь людей, благодаря дополнительной пище, одежде, и инструментам. Мы организовали школы, повысили грамотность, а с этим еще больше производительность.

— Не забудь про медицину и санитарию, — вставил Эмил, и Вебстер кивнул.

— Пример к месту, сэр. У нас была почти тысяча людей, работающих в одном только Суздале, чтобы установить коллекторы и трубы для воды. То же самое в Риме и любом другом городе. У нас тысячи были заняты на строительстве больниц и еще тех, кто учился на медсестер, акушерок и докторов. Их забрали из обычных трудовых ресурсов, но экономика могла позволить это и фактически была награждена за это. У людей немедленно понизился уровень смертности, особенно у детей. Такие вещи оказывали важное воздействие на человеческую мораль и желание работать.