— Ты знаешь, что виноват, — бросил Хулагар, протягивая руку, чтобы остановить зан-карта.

— Как ты смеешь обвинять меня — да еще перед скотом?! — прошипел Вука по-меркски.

— Еще немного, и город был бы наш. А ты все испортил. Тамука рассказал мне, как было дело.

Вука в ярости обернулся к Тамуке.

— Ты больше не мой щитоносец! — прорычал он.

Тамука был только рад этому. Он жалел, что не оставил Вуку на растерзание толпе. Тогда у орды был бы другой, более достойный кар-карт после того, как Джубади отправится в вечное странствие по небесам.

— Как скажешь, зан-карт, — ответил Тамука.

— Я пущу тебе кровь за это оскорбление! — крикнул Вука.

— Ты не можешь, — поспешил вмешаться Хулагар. — Тамука спас тебе жизнь. Твой брат Манту рассказал нам об этом. Теперь ты обязан ему своей жизнью, и по закону твоей собственной крови ты не можешь причинить ему вред, пока не вернешь долг. Вука резко крутанулся к нему.

— На меня ты тоже не имеешь права нападать, — спокойно сказал Хулагар. — Закон запрещает поднимать руку на отца, его братьев и его щитоносца.

Вука молча стоял, кипя от бессильной ярости.

— Не унижай себя перед нами и перед скотом, — произнес Хулагар чуть ли не умоляюще.

С потемневшим от гнева лицом Вука отвернулся и прошествовал на корму.

Хотя Кромвель не понял, что именно было сказано, ему было ясно, что между зан-картом и двумя щитоносцами развивается какой-то серьезный конфликт. И он опасался, что в конечном итоге гнев будет обращен против него.

— Хватит об этом, — сказал Хулагар. — Мы не так уж много потеряли. Мы сделали главное — выманили армию янки на восток. А теперь обратимся на запад за настоящей добычей.

Не дожидаясь ответа, он удалился на корму и встал рядом с Вукой у леера.

— «Не так уж много потеряли», — проворчал Гамилькар. — Две тысячи убитыми и ранеными, и половину из них из-за этого поганого мерка, который разбередил толпу.

— И две самые тяжелые пушки пропали, — вторил ему Тобиас, — а также двадцать кораблей, стоявших у причала. Теперь они достанутся янки. Надо было либо удержать город, как я рассчитывал, либо сжечь все дотла, чтобы им ничего не осталось. А мы не сделали ни того, ни другого.

— Хорошо по крайней мере, что они в ловушке. Хинсен позаботился об этом.

— Да, он постарался как следует, — отозвался Кромвель. В этом дезертире из 35-го было все-таки что-то такое, от чего капитану всегда становилось немного не по себе.

Подойдя к правому борту, он посмотрел на берег. От пристани отходили их последние корабли. «Шах и мат», — подумал он с улыбкой.

Да, он неплохо поддел Эндрю в этой последней записке. Пусть теперь побесится. Но он почти жалел, что упомянул также Винсента. Он всегда пробуждал в Тобиасе чувство, от которого было нелегко отмахнуться. Винсент никогда не смеялся над ним. Даже тогда, когда он понял… С этим моментом было связано что-то важное… Но что именно? Все, что он мог вспомнить, — это как он позже проснулся с ощущением блевотины во рту.

Он прогнал это воспоминание.

Всего через неделю он будет в Суздале. Уж это от него не уйдет. Впервые за много дней он почувствовал подлинное удовлетворение, вытеснившее из его души и горькие разочарования, и мрачные предчувствия.

— Да, мы попали в переплет, что и говорить, — произнес Эндрю.

Настроение у всех было подавленное, лица выдавали крайнее утомление.

— Давайте начнем с вас, доктор. В каком состоянии люди?

Эмил сокрушенно покачал головой:

— От Пятого Суздальского и двух батарей практически ничего не осталось. Восемьдесят пять процентов убитых и раненых. Можно считать, что этих подразделений больше не существует.

Эмил замолчал и посмотрел на Винсента, Лицо молодого человека распухло и было сплошь покрыто ссадинами и шрамами. Но что действительно вызывало беспокойство — это выражение, застывшее в его глазах. Какая-то холодная пустота. Эндрю рассказал ему об инциденте с мерком. Что-то с мальчишкой было явно не так. Но проводить с ним душеспасительные беседы сейчас не было никакой возможности.

— Что касается остальных, то тут тоже мало радости, — продолжил Эмил. — Мне еще никогда не приходилось участвовать в таком жутком марше. Хуже, чем под Геттисбергом. Насколько мне известно, почти сто человек погибло, в основном от жары, не считая потерь, обычных для таких случаев, — попали под поезд, стали жертвой непреднамеренного выстрела или были зарезаны в пьяной драке вчера вечером.

Эмил взглянул на Марка.

— Когда встречаются солдаты разных воюющих сторон, особенно если военные действия происходили недавно, подобные стычки неизбежны, — сказал консул.