А я? Мне тоже ничего не оставалось, как принять его условия. Иначе – конец. Я был воском в его руках, его сообщники были воском. Он списал их также, как они помогли ему списать других, а я отпустил его на все четыре стороны.

Теперь я могу искать его, могу перевернуть город вверх дном – я обещал только выпустить его из дома, – но...

Что за жизнь!

– Я Том-Том Кери, – с растяжкой сказал он.

Я кивнул на кресло возле моего письменного стола и, пока он подходил, прикинул, с кем имею дело. Высокий, широкоплечий, широкогрудый, узкий в поясе, он весил, пожалуй, килограммов восемьдесят пять. Смуглое лицо его было твердым, как кулак, но ничто в нем не говорило о дурном характере. Синий костюм на нем был хороший и сидел хорошо.

Усевшись, он завернул в коричневую папиросную бумагу заряд табака и объяснил

– Я брат Пэдди Мексиканца.

Я решил, что это, возможно, правда. По масти и повадкам Пэдди был похож на гостя.

– Значит ваша настоящая фамилия – Каррера, – обронил я.

– Да. – Он раскурил самокрутку. – Альфредо Эстанислао Кристобаль Каррера, если желаете подробнее.

Я спросил его, как писать «Эстанислао», записал на листке, добавив: «Он же Том-Том Кери», вызвал Томми Хауда и попросил, чтобы в архиве посмотрели, нет ли у нас чего на эту фамилию. Томми ушел с листком, а смуглый человек с растяжкой проговорил в дыму:

– Пока ваши люди раскапывают могилы, я объясню, зачем пришел.

– Нескладно как Пэдди погиб, – сказал я.

– Такие доверчивые долго не живут, – объяснил его брат. – Но такой уж он был человек... последний раз я видел его четыре года назад, тут, в Сан-Франциско. Я тогда вернулся из экспедиции в... не важно куда. Короче, я сидел на мели. Вместо жемчуга привез из поездки только пулевой шрам на бедре. А Пэдди был жирный, только что нагрел кого-то на пятнадцать тысяч. В тот день, когда мы встретились, он собирался на свидание и опасался тащить с собой такие деньги.

Том-Том Кери выдул дым и мягко улыбнулся, мимо меня, своим воспоминаниям.

– Такой уж он был человек. Верил даже родному брату. А я в тот же день уехал в Сакраменто, оттуда – поездом на восток. Одна девочка в Питтсбурге помогла мне истратить эти пятнадцать тысяч. Лорел ее звали. Любила запивать ржаное виски молоком. И я с ней пил, покуда внутри у меня все не свернулось – на творог с тех пор смотреть не могу. Так, значит, за голову этого Пападопулоса назначили сто тысяч?

– И шесть. Страховые компании предложили сто тысяч, ассоциация банкиров – пять и город – тысячу.

Том-Том Кери бросил окурок самокрутки в плевательницу и начал монтировать новую.

– А если я вам его поставлю? – спросил он. – Куда и как разойдутся деньги?

– Здесь они не застрянут, – уверил я его. – Сыскное агентство «Континентал» наградных не берет и служащим брать не позволяет. Если полиция примет участие, они захотят долю.

– Но если нет, все – мои?

– Если возьмете его без посторонней помощи или только с нашей помощью.

– Возьму. – Он сказал это небрежно. – Так, с арестом ясно. Теперь насчет суда. Если его возьмут, это точно, что он там не отмажется?

– Должно-то быть точно, но он ведь предстанет перед присяжными, а тут все может случиться.

Мускулистая коричневая рука с коричневой сигаретой ответила на это беспечным жестом.

– Тогда, пожалуй, надо получить у него признание до того, как я его притащу, – предложил он не задумываясь.

– Так будет надежнее, – согласился я. – Вам стоило бы опустить кобуру сантиметров на пять. А то рукоять очень высоко. Выпирает, когда садитесь.

– Ага. Вы – про тот, что под левой рукой? Снял с одного человека, когда свой потерял. Ремень коротковат. Сегодня достану другой.

Вошел Томми с папкой: «Кери, Том-Том. 1361-К». Там были газетные вырезки – самые старые десятилетней давности, самые свежие восьмимесячной. Я прочел их, передавая по одной смуглому человеку. Тома-Тома Кери описывали как наемника, торговца оружием, браконьера по тюленям, контрабандиста и пирата. Но все это только предполагалось, допускалось и подозревалось. Его многократно задерживали, но ни по одному делу не осудили.

– Они ко мне несправедливы, – мирно пожаловался он, закончив чтение. – Например, что украл китайскую канонерку – так это не я виноват. Меня же вынудили – меня на пулю взяли. Товар к себе погрузили, а платить не хотят. Я же не мог один выгрузить. Пришлось и канонерку взять, и все. А страховым компаниям этот Пападопулос, видно, очень нужен, если назначили сто тысяч.