– Кром! – загремел он. – Нет, какой же я дурень! Сердце Аримана! Сердце моего королевства! «Разыщи Сердце своего королевства», – сказала Зелата. Клянусь Имиром! Я видел этот камень в зеленом дыму! Тараск стащил его у Ксальтотуна, пока тот спал беспробудным сном, нанюхавшись черного лотоса.

Хадрат тоже вскочил в величайшем волнении, спокойствие слетело с него, точно сброшенный плащ.

– Сердце украдено у Ксальтотуна?

– Да! – гремел Конан. – Тараск до судорог боится Ксальтотуна и надумал подрезать ему крылья, тоже решив, что Сердце и есть основа его могущества.

Может, он даже думал, что чернокнижник без него сразу ноги протянет. Клянусь Кромом, я… – Но тут лицо Конана исказила бессильная ярость, а воинственно сжатый кулак медленно опустился. – Эх, я же совсем забыл… Тараск отдал Сердце какому-то ворюге и велел бросить в море. Сейчас негодяй, верно, уже подъезжает к Кордаве. Пока я туда доберусь, он сто раз сядет на корабль, и Сердце окажется в океанской пучине…

– Море не удержит его! – дрожа от возбуждения, воскликнул Хадрат. – Ксальтотун сам давно забросил бы его в самое глубокое место, если бы не знал, что первый же шторм снова выкинет его на сушу. Но вот на каком далеком, неведомом берегу это произойдет?

– Погоди, жрец! – Конан быстро справился с унынием, обычная уверенность вернулась к нему. – Лично у меня нет особой уверенности, что вор в самом деле бросит наш камушек в воду. Уж я-то знаю воров! И если я что-нибудь понимаю – а это так, ибо в юности я и сам промышлял в Заморе воровством, – так вот, он его не выбросит. Продаст какому-нибудь купцу побогаче – да откуси я собственную голову, если не так! Кром! – Конан стремительно шагал по комнате взад и вперед. – А ведь, ей-же-ей, стоит его поискать! Зелата велела мне разыскать Сердце моего королевства, так? Неужели наша победа над Ксальтотуном действительно зависит от красного камушка?

– Клянусь жизнью! – воскликнул Хадрат.

Лицо его просветлело, глаза так и горели. Он сжал кулаки:

– Дай мне Сердце – и я брошу вызов Ксальтотуну во всем его темном могуществе! Клянусь тебе, государь! Вернется Сердце – вернется к тебе и корона, а захватчики позабудут путь к нашим порогам! Ибо страшнее всего для Аквилонии не мечи немедийцев, но черное искусство Ксальтотуна.

Довольно долго Конан молчал; жар, с которым говорил Хадрат, произвел на него впечатление.

– Все это напоминает мне погоню, которая происходит в дурном сне, – сказал он, подумав. – Но твои слова – точно эхо дум старой Зелаты, а она говорила мне правду. Надо искать Сердце!

– В нем – судьба Аквилонии, – повторил Хадрат убежденно. – Я пошлю с тобой своих людей…

– Не надо! – нетерпеливо откликнулся король.

Еще не хватало ему на шею жрецов, пусть сколь угодно сведущих в тайных науках.

– Это дело для воина, и я поеду один. Сначала в Пуатен, оставлю Альбиону у Троцеро. Затем в Кордаву, а там и в море, если понадобится. Даже если ворюга надумает выполнить Тарасков наказ, ему, чего доброго, не сразу подвернется подходящий корабль.

– Как только ты найдешь Сердце, – продолжал Хадрат, – я начну торить путь к свободе здесь, изнутри страны. Тайными путями разнесу я по всей Аквилонии весть о том, что ты жив и возвращаешься с магией, превосходящей все чары Ксальтотуна. Когда ты вернешься, люди готовы будут восстать. И они восстанут! Ибо будут уверены – есть сила, способная защитить их от Ксальтотуна. А кроме того, я помогу тебе проделать хотя бы часть пути.

Он поднялся и снова ударил в гонг.

– Потайной ход ведет из храма за городские стены. Ты отправишься в Пуатен в лодке паломника, никто не осмелится тебе досаждать.

– Как скажешь, – проворчал Конан.

Перед ним снова была ясная цель; он сгорал от нетерпения, он жаждал немедленно действовать.

– Давай только шевелись побыстрее!

Тем временем в городе, вне храмовых стен, события разворачивались столь же стремительно. В дворцовый покой, где веселился с танцовщицами Валерий, ворвался запыхавшийся гонец. Упав на колено, он разразился довольно бессвязным рассказом о кровавом нападении на тюрьму и о том, что граф Феспий, которому поручили присмотреть за казнью Альбионы, лежит при смерти и непременно хочет сообщить Валерию нечто важное перед кончиной.

Торопливо накинув плащ, Валерий поспешил вслед за гонцом. Извилистые переходы привели их в покой, где лежал Феспий. Вне всякого сомнения, он умирал. Он тяжело дышал, и при каждом вздохе на губах выступала кровавая пена. Обрубленную руку ему перетянули жгутом, остановив кровотечение, но рану в боку залечить было невозможно.

Оставшись наедине с умирающим, Валерий вполголоса выругался.

– О Митра! – сказал он. – Я думал, только один человек на свете способен наносить такие удары…

– Валерий! – сипло выдохнул Феспий. – Он жив! Конан!..

– Что? – вырвалось у правителя. – Что ты сказал?

– Клянусь Митрой! – Феспий захлебывался кровью, но продолжал говорить. – Это он спас Альбиону от топора! Это был не призрак, поднявшийся из преисподней… Он жив, он из плоти и крови и еще страшнее, чем прежде! В переулке за Башней полно мертвецов. Берегись, Валерий… он вернулся… убить… всех нас…

Жестокая судорога потрясла окровавленное тело, и душа графа Феспия отлетела.