— С чем прибыли, князь? — спросила его императрица.

— С письмом от государя, ваше величество, — отвечал Голицын, подавая пакет.

Императрица разорвала его, вынула письмо, быстро прочла. Усмехнувшись, спросила Голицына:

— Вы знаете, что здесь написано?

— Да, ваше величество, письмо писалось при мне.

— Ну и как вы думаете, сие возможно? Только честно, пожалуйста.

— Нет, конечно, невозможно.

— В таком случае я оставляю это дурацкое предложение без ответа. Так ему и передайте.

— Но если я вернусь — это уже будет ответ.

— Что вы этим хотите сказать, князь?

— Только то, что я не хочу возвращаться к нему.

— Значит, вы переходите на мою сторону?

— Я перехожу на сторону России, ваше величество, — сказал серьезно Голицын.

Ответ князя понравился Екатерине, она засмеялась:

— Выходит, в нашем полку прибыло.

Когда тронулись дальше, Дашкова, ехавшая рядом, спросила:

— Если не секрет, что он там написал?

— Какой секрет, Катя, — усмехнулась императрица. — Он предложил править вдвоем. Это с ним-то?

— Струсил, значит, струсил Петр Федорович.

Но когда остановились на очередной отдых, явился от императора и второй посланец — гофмаршал Измайлов.

— Ну а с чем пожаловали вы, Михаил Львович?

— Ваше величество, император не желает проливать невинную кровь людей.

— Вполне разумное желание. Я тоже не хочу.

— Он послал меня сказать, что ради спокойствия державы готов отречься от престола.

— Григорий Николаевич, — позвала Екатерина Теплова.

— Я слушаю, ваше величество.

— Составьте, пожалуйста, черновик отречения Петра от престола.

Теплов, достав свои письменные принадлежности, пристроившись у пня, строчил отречение: «В краткое время правительства моего самодержавного Российским государством узнал я тягость и бремя, силам моим несогласное… того ради через сие объявляю, что я от правительства Российским государством на весь век мой отрицаюся… в чем клятву мою чистосердечную пред Богом и всецелым светом приношу нелицемерно. Все сие отрицание написано и подписано моею собственной рукой».

Императрица прочитала сочинение Теплова, одобрила. Передавая Измайлову, сказала:

— Пусть перепишет своей рукой и подпишет.

Вечером Измайлов воротился и привез отреченную грамоту, подписанную Петром.

— Где он сейчас? — спросила Екатерина.

— В Ораниенбауме.

— Значит, Петергоф свободен?

— Да. Но у него есть еще просьба, ваше величество.

— Какая?

— Он просил не отнимать у него Елизавету Воронцову и скрипку.

— Да ради бога, — усмехнулась императрица. — Пусть тешится.

На следующий день рано утром в Петергоф поскакал отряд гусар под командованием поручика Алексея Орлова. Следом выступили гвардейские полки.

Прибыв в Петергоф, Орлов сразу же начал готовить торжественную встречу ее величеству. И когда вслед за полками появилась на белом коне Екатерина со своей спутницей, загрохотал пушечный салют, раскатилось тысячеголосое «ур-р-р-а-а!». Гвардейцы ликовали: наша взяла!

Сойдя с коня, императрица вошла в Монплезир, за ней последовали все ее сторонники во главе с братьями Орловыми.

— Григорий Григорьевич, езжайте с гвардейцами за ним. Пусть он прибудет сюда, а тут мы уже решим, что с ним делать.

— В Петропавловку его надо, — сказала Дашкова. — А еще лучше в Шлиссельбург.

Императрица улыбнулась снисходительно, но смолчала, кивнула Орлову:

— Ступайте за ним, Григорий Григорьевич.

До Ораниенбаума рукой подать, и уже после обеда Орлов привез Петра в сопровождении Гудовича. Алексей Орлов указал им флигель, в котором экс-императору предстояло ждать решения своей судьбы.

— Ну что касается предложения княгини Воронцовой-Дашковой, — сказала императрица, — то я с порога отвергаю его. Каков бы он ни был, но он пока мой муж.

— Но он же собирался упечь вас в монастырь, — не унималась Дашкова.

— Тем более не хочу следовать его методе. Как бы вы поступили, Александр Михайлович? Уж вы-то опытный дипломат, вам и карты в руки.

— Шлиссельбург не выход, — заговорил Голицын. — Это превратит его в мученика-героя, и найдется сумасшедший, который постарается его освободить. Русские любят мучеников. И снова смута.