Что это было — лукавство или излияние подлинных чувств, демонстрация верности своему шефу? Скорее, это была дань многолетней партийной традиции с одновременным стремлением в дружеской обстановке как-то повлиять на линию поведения руководителя партии и государства, выработать общие подходы в оценке обстановки и попытаться закрепить М. С. Горбачева на своих позициях.

Да и характер преподнесенных юбиляру сувениров — огнестрельное, холодное оружие — должен был опять же подчеркнуть сложность ситуации и необходимость решительных мер.

Министр обороны вручил Верховному Главнокомандующему прекрасной работы кавалерийскую шашку, шутливо заметив при этом, что коня выпишет А. И. Лукьянов.

И в то же время все присутствовавшие на этом импровизированном приеме заверяли Президента в своей лояльности.

Это была его последняя команда, с помощью которой он стремился удержаться наверху власти и пытался что-то предпринять для удержания Союза от политического развала и экономического краха. Подбор тех, кто должен был реализовать его идеи, был удивительно противоречив и логически необъясним. Главные фигуры в руководстве страны не разделяли ни демократизма Горбачева, ни его линии поведения. Они были все, как один, более консервативны, чем Президент, и более прямолинейны. Для каждого из них роспуск СССР означал личную трагедию, крушение идеалов, которым они верно служили всю свою предшествующую жизнь.

Они выступали за более жесткий курс, чем он этого желал.

Было ли это очередной ошибкой М. С. Горбачева или же всего лишь тактическим ходом, каковых немало насчитывалось и ранее? Скорее, это не просчет, а стремление найти золотую середину. Президент боялся надвигавшихся событий, перспектива которых была видна уже невооруженным глазом, но остановить их он не мог. Затормозить же повсеместное наступление «демократов» он надеялся с помощью своей более решительной, чем он сам, команды. С другой стороны, это давало ему возможность числиться либералом и избегать критики слева, а состав команды должен был удовлетворять требованиям правых.

Но удачно служившая ему тактика прежних лет на сей раз не сработала — команда оказалась по другую сторону баррикад.

Что связывало министра обороны с будущими гэкачепистами?

Как ни парадоксально (опять парадокс!) — практически мало что. Вице-президент? «К сожалению, я не знал Янаева, я практически просто поддержал все это, не вдаваясь в подробности», — признался сам маршал.

Премьер-министр? С В. С. Павловым, кроме как на заседаниях Кабинета Министров, практически не встречались.

То же самое можно сказать о О. С. Шенине, В. И. Болдине, не говоря уже о А. И. Тизякове и В. А. Стародубцеве. Несколько ближе по рабочим контрактам были В. А. Крючков и Б. К. Пуго. Вне службы, однако, не встречались, дружеских или хотя бы приятельских отношений не поддерживали.

Решив выступить вместе с ними, Язов больше полагался все же не столько на Павлова, Крючкова, Пуго, сколько на возглавляемые ими структуры, на партийный аппарат. Кроме того, он явно уверовал в юридическую квалификацию и политический авторитет А. И. Лукьянова. Ну, а в затруднительных случаях полагался на подчиненных — главкома Сухопутных войск генерала армии В. И. Варенникова и своего заместителя генерал-полковника В. А. Ачалова, других.

Их настроения, возможности он знал лучше прочих, был уверен в них. Надеялся, разумеется, что его поддержат и члены Коллегии Министерства, большинство из которых подталкивали министра на решительные действия.

И все же плохое знание будущих «сподвижников» по ГКЧП подвело маршала. «Он до сих пор не может понять, как получилось, что он оказался в этой компании», — поведала жена Язова — Эмма Евгеньевна после одного из свиданий с мужем в «Матросской тишине».

О том, что министр обороны не во всем разделял взгляды членов ГКЧП, держался «особняком», на слушаниях в российском парламенте в феврале 1992 г. говорил и Главком Объединенными Вооруженными Силами СНГ маршал авиации Е. И. Шапошников (напомним, в дни путча он возглавлял Военно-воздушные силы). Когда Язов пригласил Шапошникова к себе 20 августа, коллеги главкома ВВС предупреждали, что «ты, мол, оттуда уже не придешь». «Наверное, все так бы и случилось, — заметил Евгений Иванович, — если бы Язов был до конца с ГКЧП». А так, как известно, все обошлось.

Любопытно, что известную «чужеродность» Язова в «головке» путчистов отметили и демократы. «Были ли среди членов ГКЧП неожиданные для вас фигуры?» — спросили у А. Н. Яковлева.

«— Не было, — последовал ответ. — Кроме одного человека. Я был удивлен и оскорблен одновременно тем, что там оказался Язов. Фронтовик, солдат, командир роты… Как он мог это сделать — для меня это остается психологической загадкой».

«Ну, Крючков — иуда, — эмоционально высказался академик С. Шаталин, до путча заседавший вместе с председателем КГБ и министром обороны в Президентском совете, — это давно было всем понятно, но как Дед-то (Язов. — Авт.) в эту камарилью вляпался?»

И все же «вляпался». Вероятнее всего, считают хорошо знавшие его люди, Язова просто «обошли по кривой», сыграв на столь естественном для человека его поколения консерватизме.

Его убедили в необходимости чрезвычайных мер и хотя бы раз вынудили его сказать: «Согласен». После этого у него, связанного словом офицера, обратного хода не было.

Вряд ли могут возникнуть сомнения, что только участие министра обороны в событиях 19 августа 1991 г. давало хоть какой-то шанс на успех. При всем их авантюризме они понимали это достаточно ясно. Не мог не понимать этого и сам Язов. Не для представительства, как, скажем, Стародубцева или Тизякова, звали его в ГКЧП, а для действий. На него, министра обороны, на возглавляемую им армию рассчитывали организаторы выступления.