Она пожала руку отцу и проследовала за мной через вращающиеся двери.

— Твой папа очень тобой гордится, Бред, — заметила Элейн, идя по коридору.

Я остановился у лифта.

— Я — его единственный сын. Он не объективен.

На ее губах появилась улыбка.

— Он имеет право гордиться тобой. Ты — мужчина что надо.

Я не сразу уловил подтекст.

— Элейн, — прошептал я, — в чем дело?

— Ни в чем. — Она покачала головой. — Во всем.

— Я избавлюсь от него. Попрошу подвезти меня к гаражу. Скажу, что поеду домой на своей машине.

— Не будь дураком! — сказала она. — Отец ждал тебя в аэропорту с единственной целью — доставить сына домой. Неужели ты этого не понял?

Все сходилось. Отец не мог знать, что я обещал Мардж вернуться домой завтра, так как он говорил с ней днем, а я позвонил жене вечером. Мне следовало разгадать его замысел сразу — машина отца подъехала не из общей вереницы такси, он ждал меня где-то в стороне от стоянки.

— Я же говорил тебе, что нам следует остаться там, — с досадой произнес я.

— Теперь это не имеет значения, — бесстрастно обронила она.

Я посмотрел на Элейн. В ее глаза снова закралась боль, которая ранила меня. Мое сердце сжалось. Мы помолчали. Я мог лишь наблюдать за тем, как горечь разливается по ее лицу. Двери лифта открылись, и она шагнула вперед.

Я протянул Элейн чемодан.

— Позвоню тебе позже, — растерянно произнес я.

В ее глазах заблестели слезы. Она молча кивнула.

— Спокойной ночи, милая, — сказал я, когда двери стали закрываться.

Я вернулся через холл к такси.

— Поехали, папа, — устало произнес я, устраиваясь на сиденье.

Он молчал до тех пор, пока мы не выбрались на шоссе. Затем отец посмотрел на меня в зеркало.

— Она очень красивая, Бернард.

Я кивнул.

— Да, папа.

— Как ты с ней познакомился?

Я неторопливо поведал отцу обстоятельства нашей встречи. Когда я закончил, он грустно покачал головой.

— Какое несчастье!

Я обрадовался, увидев, что автомобиль подъехал к нашему дому и остановился. Мне не хотелось больше продолжать этот разговор. Уже перевалило за полночь.

— Ты можешь переночевать у нас, папа, — предложил я. — Уже поздно возвращаться.

Как всегда отец проявил стремление к независимости.

— Ерунда, Бернард. Ночь только начинается. Мой главный заработок еще впереди.

Как и прежде, мне пришлось его обмануть.

— Останься, папа, — попросил я. — Тогда утром мы сможем поехать в город вместе. Ты же знаешь, как я ненавижу электрички.

Мардж удивилась моему появлению; я объяснил ей, что встречу отменили в последний момент, и я решил вернуться домой. Джини спустилась вниз, и мы вместе выпили кофе на кухне. Я не забыл упомянуть мимоходом о том, что я встретил в самолете Элейн. На лице отца появилось странное выражение, но оно быстро исчезло, когда я заговорил о предложении Мэтта Брэйди.

Мы закончили в половине второго; аптека, расположенная через два дома от моего, уже закрылась, мне неоткуда было позвонить Элейн, и я лег спать.

Но заснуть мне не удалось. Раз пятьдесят я перевернулся с боку на бок. Среди ночи Мардж коснулась рукой моего плеча.

— Тебе плохо. Бред?

Ее голос был нежен, как сама ночь.

— Нет. Наверно, нервы.

— Слишком велика ставка, — прошептала она.

Я услышал шуршание простыни, и Мардж оказалась на моей кровати. Она обняла меня за шею, прижала мою голову к своей груди.

— Спи, малыш, усни, — тихонько замурлыкала она, точно убаюкивая ребенка.

Сначала я пребывал в напряженном состоянии, точно свернутая стальная спираль, затем, прислушиваясь к спокойному ровному дыханию жены, согреваясь теплом ее тела, я начал расслабляться. Наконец мои глаза закрылись.

Утром, приехав в свой офис, я первым делом позвонил Элейн. Ответ телефонистки не удивил меня. Еще в тот момент, когда Элейн шагнула вечером в кабину лифта, я понял, что произойдет. И все же сейчас я отказывался в это поверить.

— Что вы сказали? — глупо переспросил я, точно не расслышал слов оператора.

Голос девушки зазвучал громче. В нем слышалось раздражение, вызванное потерей времени.

— Миссис Шайлер сегодня утром уехала из гостиницы, — с испугавшей меня четкостью произнесла телефонистка.

К трем часам дня меня охватило отчаяние. Первоначальная злость сменилась обидой. Ей не было нужды так убегать. Мы — взрослые люди. Мужчины и женщины влюбляются, расстаются, но убегать ни к чему. От любви все равно не скроешься.