Как-то раз я пошел отлить с Бобби Кизом в Инсбруке сразу после шоу, и Боб обычно в такие моменты подпускает какой-нибудь прикол или анекдот. А тут он совсем какой-то тихий. И говорит: «Слышь, плохие новости... Джи Пи [154] умер». Это был как удар в солнечное сплетение. Я вылупился на него. Грэм? Умер? Я думал, он завязал, я думал, у него все наладилось. Потом расскажу, говорит Бобби. Я только услышал, что он умер. Ох ты боже мой. И никогда не предугадаешь, как это на тебе отразится, — сразу всю тяжесть не чувствуешь. Еще один дружок, еще одно прощай [155] .

Мы потом узнали, что Грэм был в завязке, когда загнулся. Принял стандартную дозу. «Да ладно, один разок…» Но ломка уже выколотила у него из организма все силы, так что раз — и кирдык. Это у торчков всегдашний роковой просчет. После того как ты переломался, организм отходит от шока. И они думают: только один маленький разочек, — но вкалывают себе столько же, сколько последний раз, то есть за неделю до того, а к этому количеству переносимость копилась хрен знает сколько, почему и слезать чем дальше, тем тяжелее И организм говорит: ну и хуй с ним. Раз так, я отказываюсь. Если вообще собираешься заниматься такими вещами, нужно постараться запомнить количество, которое ты принимал в самый первый раз. Начни как заново. На треть поменьше, самую малость.

Чтобы справиться со смертью Грэма, я сказал себе: я этой ночью в Инсбруке не останусь. Я возьму машину напрокат, мы двинемся в Мюнхен и поставим себе невозможную задачу. Будем разыскивать одну женщину. Потому что я знал о ней, видел её раз или два, и она меня интересовала. Я знаю, что все это без толку, но мы доедем до Мюнхена и будем там её искать. Стартуем прямо сейчас, не дожидаясь утра. Просто забудем обо всем и займемся совершенно другими вещами. Ненавижу все эти слезы и сопли, тоскливую беспомощность. Ничего ты уже не сделаешь. Отдал концы, сука такая, и теперь что — только беситься и крыть его по-всякому за то, что умер, больше ничего. Так что надо как-то отвлечь мозг. Я лично отправляюсь искать одну из самых красивых женщин в мире. Я се, конечно, хрен когда-нибудь найду, но сейчас это будет наше дело. Фокус, цель. В общем, мы с Бобби взяли в прокате «БМВ», уже наутро, и тронулись.

Целью была Уши Обермайер. Если существовало что-то в мире, что успокоило бы мою душу, то это она. Она была прекрасна. Почти все в Германии знали её как модель, которая стала иконой студенческих протестов, — в то время это движение сильно перекорежило отношения между поколениями в Германии, грозило разорвать страну на части. Она была визитной карточкой для левых, плакаты с ней были повсюду. И еще она была страшным фанатом рок-н-ролла — как раз через это она сначала вышла на Мика, и тогда-то я с ней единственный раз на секунду пересекся. Мик пригласил её в Штутгарт, она ходила и искала его там по гостинице, но вместо этого напоролась на меня, и я отвел её к нужной двери. Но я видел её на плакатах и в журналах, и что-то в ней меня зацепило. У Уши был бойфренд, парень по имени Райнер Лангханс, который был одним из основателей «Коммуны-1» — открытой группы сожителей, идея которой была воевать против обычной семьи и авторитарного государства. Её кооптировали в «Коммуну-1», когда она сошлась с Райнером, но у неё была и другая репутация, которой она гордилась: «Баварка-дикарка». Она никогда не принимала идеологию всерьез, в открытую пила запрещенную пепси-колу, курила ментоловые сигареты и плевала на всякие другие коммунарские предписания. Журнал «Штерн» сфотографировал её в голом виде, скручивающей косяки — она определенно от всей души хотела вывести из себя немецкую буржуазию. Но, когда коммунары ожесточились и развалились на два лагеря — с одной стороны террористические группы вроде «Баадер-Майнхоф», с другой зеленые, — Уши удалилась из театра военных действий, по крайней мере удалилась от Райнера, и вернулась к себе в Мюнхен. Её путь был усеян парнями, которые пробовали её приручить. Хотели укротить неукротимое по природе существо. Она была лучшая плохая девчонка из всех, кого я знал.

Так или иначе, мы с Бобби в тот вечер вселились в Bayerischer Hof — это где у каждого постояльца над кроватью висит Рембрандт, причем подлинный. Боб сказал: ну хорошо, что теперь, Кит? Я сказал: Боб, теперь мы поедем в Швабинг [156] и пойдем чесать вдоль по клубам. Давай устроим себе что Грэм бы устроил, если б мы с тобой загнулись. Я сказал: наша задача — искать в этом городе Уши Обермайер. Мне нужно, чтобы у меня была цель. Без всяких специальных поводов — просто это было единственным в Мюнхене, на что я мог нацелиться. Я даже не знал, в городе она или нет. Так что мы немного подкачались и вышли на клубную охоту. И там все жгло и гремело, но это было не то, что мы искали. И где-то в пятом или шестом клубе, оказалось, диджей играет какие-то охренительные вещи, так что я поднялся к нему поговорить, и выясняется, что я его знаю —Джордж Грек. И вдобавок выясняется, что он знаком с Обермайер.

Но, даже если я её найду, что я буду делать? Я не в том состоянии, чтобы как-то к ней подкатывать, да и времени в запасе не слишком много. Ну и... Ладно, мы вообще-то нашли человека, который её знает, это уже чудо, но мне становится некайфово, что план идет под откос. Джордж говорит: я знаю её адрес, но она сейчас со своим мужиком. Я говорю, Джордж, фигня, поехали. Там мы припарковались напротив её квартиры, и я сказал: Джордж, пожалуйста, поднимись к ней и скажи, что Кит Ричардс её разыскивает. Я железно хотел пройти всё до конца со смертью Джи Пи. И Джордж поднимается, стучится к ней в дверь, и она подходит, правда к окну, и спрашивает: а ты кто? С чего вдруг? Я не знаю с чего, у меня друг только что умер и довольно хуёво на душе. Просто заехал поздороваться. Ты была нашей целью, мы тебя нашли. Больше нам ничего не нужно. Тогда она спустилась, поцеловала меня и ушла обратно к себе. Но ведь — ого-го - мы все это реально провернули! Задание выплнено, отбой.

Второй раз, когда я решил связаться с Уши, я поручил Фредди Сесслеру отследить её по телефону. Он позвонил а её агентство, и агентша ему сказала: «Мне запрещено раздавать телефонные номера», но тогда настала очередь Фредди убалтывать, а Фредди может уболтать как никто в мире. Фредди, объяснялся на многих языках. А мы с Уши не разговаривали на языке друг друга. Когда я заполучил её номер, то она подошла и сказала: «Привет, Мик». Я сказал: «Нет, это Кит». Ош жила в то время в Гамбурге, и я послал машину, чтобы отвезти её в Роттердам. Ей практически пришлось смываться под носом у своего мужика. Они поцапались, она прыгнула в машину и прикатила в Роттердам. В ту ночь в постели она вырвала мне серьгу с мясом. Мы устроились в одной роттердамской гостинице, такой, в японском стиле, и наутро я понимаю, что ухо не оторвать от подушки из-за засохшей крови. В результате у меня теперь неисправимая деформация правой мочки.

С Уши Обермайер, особенно в те времена, вся завязка была на чистой похоти, ничего кроме. Но она стала значить для меня все больше и больше и в конце концов заняла место в сердце. Мы рисовали картинки или объяснялись знаками. Но, пусть даже мы и не могли поговорить, я нашел себе друга. Вот так просто, правда. Мы периодически развлекались вместе в 1970-х, но в какой-то момент она снялась с места со своей новой любовью, Дитером Бокхорном, и уехала в Афганистан, и, в общем, испарилась из памяти и сердца. А потом, я слышал, она умерла из-за преждевременных родов где-то в Турции. Что почти было правдой, но выяснилось, что она была слишком умна для такой глупости. Реальную историю я узнал много лет спустя на пляже в Мексике, в самый важный день моей жизни.