– Объявить себя моей дочерью – не значит оклеветать, – процедила Мэдди, стараясь казаться спокойной. – Это значит сказать правду. У нее есть на это право. Но она все равно обещала молчать. И не называй ее стервой, Джек, она моя дочь. – Это было сказано четко и вежливо. Он уставился на жену со злобным видом.

– Не учи, что мне делать, Мэдди. Не забывай, что принадлежишь мне с потрохами.

Она уже готовилась ответить ему, но тут вошла ее секретарь, и разговор закончился. Джек сказал главное: Мэдди – его собственность. Целых девять лет она не спорила с этой его уверенностью, потому что думала так же. Но теперь этому пришел конец. Для действий она еще не набралась смелости, но по крайней мере в ее голове уже прояснилось.

Через несколько секунд Джек хлопнул дверью и отправился к себе наверх.

Буквально в следующий миг зазвонил телефон. Это был Билл: он прослушал ее сообщение и был польщен.

– Чудесные цветы! – повторила Мэдди, снова просияв. Стычка с мужем оставила ее почти равнодушной. Она радовалась, что сообразила спрятать открытку, иначе ей было бы несдобровать. – Вы так внимательны! Я очень вам благодарна, Билл. И за ланч спасибо.

– Я уже по вам скучаю. – Его голос звучал молодо и немного смущенно. Он много лет не посылал цветы никому, кроме жены, но тут не удержался: поздравил Мэдди с возвращением дочери. Билл знал, насколько это ей важно, и был до глубины души тронут ее рассказом и доверием к нему. Он дал себе слово не предавать ее. Теперь его обуревало желание ей помочь, ведь они стали друзьями. – И буду скучать.

Из его уст такие слова звучали странно, и оба не могли этого не заметить. Мэдди почувствовала, что и ей будет его не хватать. Она уже полностью доверяла Биллу, хотя они и встречались нечасто. Зато беседовали теперь ежедневно. Его отъезд в Вайнъярд не мог помешать этим беседам; только по выходным он не мог ей звонить – для нее это было бы слишком опасно.

– Я вернусь через две недели, Мэдди. Постарайтесь прожить это время с удвоенной осторожностью.

– Обязательно, обещаю. А вы насладитесь обществом ваших детей.

– Жду не дождусь встречи с Лиззи, – отозвался Билл.

У нее было ощущение, что с последним фрагментом сложилась вся мозаика ее жизни. Все, чего раньше ей недоставало, появилось и встало на свои места. Мэдди почувствовала это всем сердцем, всей душой.

– Скоро встретитесь, Билл. Счастливо!

Повесив трубку, она, уставившись в окно, стала думать о Билле и его знаках внимания и добром отношении, в очередной раз порадовавшись их дружбе. Жизнь непредсказуема: чего-то лишает, что-то дарит… Мэдди многого лишилась в жизни, зато познакомилась с новыми людьми, увидела новые края. Теперь с прошлым они квиты. Оставалось позаботиться о будущем. Она надеялась, что судьба опять будет к ней милостива.

В своем доме на Данбартон-стрит Билл тоже застыл перед окном. Его молитва, посвященная Мэдди, была определеннее: он просил для нее безопасности, всеми фибрами души чувствуя, что над ней нависла угроза. Она даже не могла вообразить, насколько все серьезно.

Две недели, что отсутствовал Билл, прошли для Мэдди спокойно. Они с Джеком отправились на неделю в Виргинию, а там у него обычно улучшалось настроение: он обожал своих лошадей и ферму. Несколько раз он летал оттуда в Вашингтон – на совещания с президентом. Мэдди пользовалась его отсутствием, чтобы позвонить Биллу в Вайнъярд. Раньше он ежедневно звонил ей на работу.

«Как Джек себя ведет?» – спрашивал Билл с тревогой в голосе.

«Все хорошо», – уверяла Мэдди. На отдыхе она скучала, но все же ощущала себя в безопасности. За жестокостью у Джека обычно следовало благодушие. Казалось, он стремился доказать жене, что все недавние беды – плод ее воображения. Доктор Флауэрс предупреждала Мэдди: этот классический стиль поведения даже имел специальное название – «газовая горелка» – и преследовал цель не только выставить ее сумасшедшей, но и заставить ее саму сомневаться в своем здравомыслии, если она посмеет пожаловаться на мужа. В Виргинии Джек следовал именно этой тактике: делал вид, что история с Лиззи совершенно его не злит, хотя повторял, что Мэдди не следует ехать в Мемфис – ее, дескать, могут узнать, к тому же там слишком жарко… Он не желал отпускать ее от себя, был необычайно нежен и обходителен до такой степени, что напоминать о происшествии в Париже теперь было бы глупо. Впрочем, и Мэдди избегала любых споров, хотя доктор Флауэрс предостерегала, что это само по себе может насторожить Джека. Зато она не кривила душой, когда говорила Биллу, что в Виргинии ей спокойно.

«Как ваша книга?» – спрашивала она его каждый раз, привыкнув к его ежедневным отчетам о том, как продвигается работа.

– Дописал! – гордо отрапортовал он в последний выходной перед ее возвращением из Виргинии. Обоим не терпелось обратно в Вашингтон. К тому же в понедельник должно было состояться очередное заседание их комиссии. – Даже не верится…

– Не терпится прочесть!

– Вряд ли это будет приятным чтением.

– Я этого и не жду. Все равно знаю, что буду в восторге. – Мэдди не имела никакого основания гордиться Биллом, но ничего не могла с собой поделать – гордилась.

– Как только текст перепечатают набело, я преподнесу вам копию. Мне тоже не терпится, чтобы вы прочли мой труд.

Повисло смущенное молчание. Он не знал, как признаться, что не перестает о ней думать, что сам не свой от волнения за нее.

– Мне так хочется с вами увидеться, Мэдди! Из-за вас я потерял покой.

– Не стоит, я в порядке. В следующий уик-энд я увижусь с Лиззи: она навестит меня в Вашингтоне. Предвкушаю, как познакомлю ее с вами. Я много ей о вас рассказывала.

– Не представляю, чего вы ей про меня наговорили… – смущенно пробормотал Билл. – Она, наверное, воображает меня памятником доисторической эпохи и заранее зевает от скуки!