– Как вы проведете День благодарения? – спросил Билл, убрав со стола после ужина.

– Наверное, как всегда – в Виргинии. Ни у него, ни у меня нет родни. Иногда мы навещаем соседей. А вы, Билл?

– Мы каждый год ездим в Вермонт.

Она знала, ему тяжело: это будет его первый День благодарения без жены, он заранее боялся, как его переживет, и не скрывал своего страха.

– Я бы хотела пригласить Лиззи, – сказала Мэдди, – но не могу. Она пойдет на праздничный ужин в свою любимую приемную семью. Кажется, ее это устраивает. – Конечно, Мэдди предпочла бы, чтобы дочь впервые в жизни провела День благодарения с родной матерью, но пока это было невозможно.

– А вы сами? Вам не будет тяжело? – спросил Билл встревоженно.

– Надеюсь, что нет, – ответила она безо всякой уверенности. Она советовалась с доктором Флаэурс, и та порекомендовала ей примкнуть к группе женщин – жертв домашнего насилия. Мэдди обещала, что так и сделает. Группа собиралась после Дня благодарения.

Накануне отъезда в Виргинию Мэдди увиделась с Биллом. Оба были в подавленном настроении: он – из-за отсутствия жены, она – из-за того, что была вынуждена терпеть общество Джека, отношения с которым совсем испортились. Их словно током отшвыривало друг от друга, Джек смотрел на нее коршуном. Он совершенно перестал ей доверять. Хотя Билл звонил ей теперь не домой, а только на сотовый. Чаще всего Мэдди сама набирала его номер. Меньше всего ему хотелось причинять ей неприятности.

За день до Дня благодарения они опять встретились у него дома. Он сделал чай, она принесла коробку печенья. Они сидели в его уютной кухне и болтали. Погода испортилась, Билл сказал, что в Вермонте уже выпал снег, так что у него намечается катание на лыжах с детьми и внуками.

Мэдди словно забылась в его обществе, а потом спохватилась, что пора на работу.

– Берегите себя, Мэдди, – напутствовал ее Билл.

Его глаза были полны невысказанного чувства. Оба знали, что им не следует давать волю чувствам. Они еще не сделали ничего, о чем потом пожалели бы, потому что слишком друг друга уважали. Приходилось таиться друг от друга. Только беседы с доктором Флауэрс заставляли Мэдди задавать себе вопросы об отношениях с Биллом. Это была странная связь, но оба знали, что не смогут друг без друга. Они были похожи на двоих выживших после кораблекрушения, оказавшихся на необитаемом острове.

Перед уходом Мэдди прильнула к Биллу, и он по-отечески обнял ее сильными руками, прижал к своему любящему сердцу. Ничего другого он не требовал.

– Я буду по вам скучать, – сказал он просто. Они знали, что весь уик-энд не смогут разговаривать: Джек заподозрил бы невесть что, если бы Билл позвонил Мэдди по сотовому. Она тоже не осмелилась бы набрать его номер.

– Если Джек уедет кататься верхом, я попробую вам позвонить, – все же пообещала она. – Постарайтесь не слишком грустить. – Она знала, как тяжело будет Биллу проводить праздник без Маргарет. Но он уже не думал о жене, все его мысли были только о Мэдди.

– Мне будет несладко. Зато увижусь с детьми.

Не справившись с собой, он поцеловал ее в макушку и задержал в объятиях. Расставание опечалило обоих, оба думали о своих потерях. Уезжая, Мэдди чувствовала признательность за то, что он есть. За такую дружбу нельзя было не благодарить бога.

Праздничные дни в Виргинии в обществе Джека прошли трудно. Он почти все время находился в дурном настроении и, запершись в кабинете, вел секретные телефонные переговоры. Теперь он не мог звонить президенту: тот все еще находился на излечении, и страной руководил вице-президент, с которым Джек не был близок. Его связывали тесные узы с одним Джимом Армстронгом.

Один раз, решив, что Джек отлучился, Мэдди подняла трубку, чтобы позвонить Биллу, и услышала, что муж разговаривает с какой-то женщиной. Она немедленно швырнула трубку: подслушивать было не в ее правилах. Но в голове зароились всевозможные предположения. Джек не полез за словом в карман, когда объяснял, откуда взялась женщина на фотографии, сделанной перед танцевальным клубом в Лондоне, но в последний месяц очень отдалился от нее и почти перестал заниматься с ней любовью. Это отчасти стало для Мэдди облегчением, но не могло не вызвать недоумение. На протяжении всей супружеской жизни он проявлял к ней неутолимый сексуальный аппетит. А теперь как будто утратил интерес и вспоминал о жене только для того, чтобы обвинить в каком-нибудь прегрешении.

В сам День благодарения ей удалось позвонить Лиззи, а на следующий вечер – Биллу (Джек отлучился к соседям, чтобы поговорить о лошадях). Билл признался, что настроение было не ахти, зато катание на лыжах удалось на славу, праздничная индейка в компании детей – тоже. Мэдди и Джек жевали свою индейку одни, в каменном молчании. Когда она попробовала заговорить с мужем об их отношениях, он отмахнулся, приписав все ее воображению. Она-то знала, что воображение ни при чем: никогда еще она не была так несчастна, разве что когда ее колотил Бобби Джо. Происходившее сейчас мало отличалось от прошлого, разве что тиранили ее более извращенно, но не менее болезненно.

Когда они наконец сели в самолет, чтобы лететь домой, Мэдди испытала облегчение.

– Что это ты так радуешься? – спросил Джек с подозрением.

– Просто хочется домой, – коротко ответила она. Ей в отличие от него не хотелось ссориться.

– Наверное, в Вашингтоне тебя кто-то дожидается, Мад? – не унимался он. Она в отчаянии посмотрела на него.

– Никто меня не дожидается, Джек, ты же знаешь.

– Теперь я ничего о тебе толком не знаю. Но узнаю, если захочу.

Она не ответила, чтобы не нарваться на грубость. Молчание было наилучшим выбором.