Невольно вспомнилась женщина, бывшая совершенной противоположностью вдовы: танцовщица Ида Рубинштейн. Голицын видел в Русском музее ее скандальный портрет работы покойного Валентина Серова и согласился с общим мнением: ничего более костлявого природа не создавала. Не женщина, а какой-то кузнечик! И ведь этакое безобразие входит в моду…

– Капитан Службы охраны высшей администрации при Канцелярии Его Императорского Величества Голицын, – отрекомендовался Андрей.

– Чему обязана? – немного растерявшись, спросила Пашутина. – Вы садитесь, ради бога… что стоять-то…

Голицын отметил: женщина струхнула. Он сел на стул и выдержал совершенно артистическую паузу. Кажись, артистка Сара Бернар первая сказала: «Если взял паузу, держи ее, сколько можешь». А гениальная француженка свое ремесло знала.

Пашутина тоже села – на диван, поближе к круглому столику на гнутых ножках. На нем Андрей заметил шкатулку с папиросами, пепельницу и спичечницу. Вдова, несколько смутившись, отряхнула руки, потом вдруг выпрямилась, извлекла из шкатулки длинную дамскую папироску, прикурила и, прищурившись, посмотрела на гостя.

Андрей понял: мода на роковых женщин и сюда пробралась. И ничего удивительного – если тут бывает госпожа Залесская… или миссис Рейли?.. Кто их, этих эмансипированных дам, разберет!

– Итак, – начал Голицын. – Итак…

И покачал головой.

У вдовы едва заметно дрогнула рука с папиросой, и на секунду метнулся в сторону взгляд. «Ага, у мадам имеется-таки камень за пазухой!» – Андрей сделал вид, что не заметил замешательства хозяйки.

– Так что же привело вас в мой дом? – поинтересовалась Пашутина.

– Дело государственной важности, – строго сказал Голицын. – Среди ваших знакомых, сударыня, есть некая госпожа Залесская…

– Я не могу отвечать за все ее затеи… – вдова неожиданно покраснела. – Я не желаю терять репутацию! Все, что у меня есть, это репутация. Вы скажете – дом… Поверьте, я не знаю, как быть с этим домом, он заложен в Дворянском земельном банке. Никто не знает… Я пыталась брать жильцов – боже мой, я не знала, как от них потом избавиться! Но я никогда, никогда…

И она опять бросила взгляд в сторону. Голицын проследил за ним. Отчего-то Пашутина боялась собственной этажерки с книгами и безделушками?

– Вернемся к госпоже Залесской, – строго сказал Андрей.

– Я все понимаю! Но моей вины в этом нет, я и повода не давала!.. – Тут Пашутина вдруг вспомнила, что решила изображать роковую женщину, нервно затянулась дымом, выдохнула, вздернула подбородок. – Нельзя упрекать даму в том, что она производит впечатление, это просто смешно, ха-ха-ха!

Голицын сдвинул брови и всем видом показал: твердо намерен упрекать во всем, что подвернется под руку.

– Надин Залесская бог весть что вообразила. Но у дамы должна быть гордость! И я – вдова! – совсем уж загадочно сообщила Пашутина.

– Это вас не оправдывает, – с каменным лицом процедил сквозь зубы Голицын.

– Как не оправдывает?! Вдова должна соблюдать приличия… то есть, жить согласно приличиям. И я никому не давала повода! И мне безразлично, кто этот человек! Так и запомните: безразлично! Я себе цену знаю, ха-ха-ха!..

– И все же повод был, – наугад брякнул Голицын.

– Да разве же это повод? Я уже раскаялась в том, что послушала Залесскую! Если бы я туда не поехала, ничего бы и не было, и ни в чем бы вы меня сейчас не обвиняли.

– Однако ж вы поехали, – уже совсем ничего не понимая, сказал Голицын.

– Поехала… – Пашутина вздохнула и опять преобразилась: не могла она долго оставаться роковой дамой. Перед Голицыным сидела обычная женщина, попавшая в передрягу и от расстройства чувств забывавшая затягиваться своей дамской папироской.

Вот такой же она была на крыльце, уговаривая Залесскую приехать на домашние котлетки, а та обозвала ее трусихой. И услышала в ответ решительное: «Есть вещи, на которые я никогда не соглашусь!»

Чего же испугалась Пашутина? Или – кого?..

– И что же было потом?

– Потом? Боже мой!.. Но моей вины в этом нет, я и повода не давала!.. – Пашутина снова вспомнила, что она – роковая женщина, нервно затянулась дымом, выдохнула, вздернула подбородок. – Это все Залесская! Я не буду больше ее принимать! Я не так проста, как кажется! Я же отлично вижу, для чего вы пришли!

– Разумеется, я же представился…

– Ах, оставьте!..

Ни одна из знакомых Голицыну роковых женщин не произнесла бы это с таким презрением и апломбом. Он мысленно поаплодировал вдове, сохраняя при этом каменную физиономию.