– У них тут есть еда? – раздраженно спрашивает девушка.

– Да, тут есть торговая палатка, – отвечаю я.

– Хардин, пойдем со мной, я куплю чего-нибудь поесть, – требует она.

Хардин закатывает глаза, но встает на ноги.

– Захвати мне пончик, ладно? – кричит Зед, скалясь, и Хардин стискивает челюсти.

Да что с ними?

Как только они уходят, я обращаюсь к Зеду:

– Слушай, может, уйдем? Я правда не хочу общаться с Хардином, мы вроде как ненавидим друг друга, если ты забыл.

Стараюсь говорить игриво, но у меня не получается.

– Да, конечно, конечно, – соглашается он.

Мы встаем, и Зед берет меня за руку. Мы идем, держась за руки, и я ловлю себя на том, что выискиваю глазами Хардина, надеясь, что он нас не видит.

– Хочешь пойти на вечеринку? – спрашивает Зед, когда мы подходим к стоянке.

– Нет, не хочу. – Это последнее место, где я хотела бы оказаться.

– Хорошо, хорошо, мы можем погулять в другой… – начинает он.

– Нет, я хочу еще погулять. Только не здесь и не в братстве, – быстро говорю я.

Он удивленно смотрит на меня.

– Ладно, ладно. Мы можем пойти ко мне домой? Если ты хочешь. Если нет, можно еще куда-нибудь поехать. На самом деле я даже не знаю, куда можно пойти в этом городе.

Он смеется, я тоже.

– К тебе. Это отличная идея.

Пока мы едем, я представляю лицо Хардина, который возвращается и не находит нас. Он привел с собой девушку, поэтому у него нет причин расстраиваться, но это не облегчает боль в сердце.

Квартира Зеда – рядом с кампусом, небольшая, но чистенькая. Зед предлагает мне выпить, но я отказываюсь, так как я планирую ночью вернуться к себе.

Плюхаюсь на диван, и он протягивает мне пульт и возвращается на кухню, чтобы сделать коктейль.

– Можешь сама выбирать. Я не знаю, что ты любишь…

– Ты живешь один? – спрашиваю я, и он кивает.

Потом он садится рядом со мной и обнимает за талию. Чувствую себя немного неловко, но пытаюсь скрыть волнение. Вибрирует телефон, и Зед встает, чтобы вытащить трубку из кармана и ответить. Показывает, что скоро вернется, и уходит на кухню.

– Мы уехали, – слышу я. – Так… – Злобно: – Очень жаль.

Из обрывков разговора понимаю только «мы уехали».

Ему звонил Хардин? Я встаю и выхожу на кухню, когда Зед кладет трубку.

– Кто это был? – спрашиваю я.

– А, так, – отмахивается он, ведя меня к дивану. – Я рад, что мы познакомились. Ты не похожа на здешних девушек, – ласково говорит он.

– Я тоже. Ты знаешь Эмму? – спрашиваю я, не удержавшись.

– Да, ее девушка – двоюродная сестра Нэта.

– Девушка?

– Да, они какое-то время встречались. Эмма довольно клевая.

Значит, Хардин не был там с ней, по крайней мере, не в этом смысле. Может, он пришел, чтобы еще раз попытаться поговорить со мной, а вовсе не для того, чтобы причинить мне боль.

Я смотрю, как Зед наклоняется, чтобы меня поцеловать. Губы холодны от коктейля и пахнут спиртом. Его руки осторожно скользят с моих рук на талию. Перед внутренним взором проносится убитое лицо Хардина. То, как он просил дать еще один шанс, а я не верила; то, как он смотрел на меня, когда я уезжала, его вспышка в аудитории насчет Кэтрин и Хитклифа; то, как он всегда появляется, когда я этого не хочу, и то, что он никогда не говорил своей матери, что любит ее, но при всех сказал, что любит меня, и то, как потом разубеждал меня. То, как он бил посуду, когда был зол; то, что сегодня вечером пришел в дом своего отца, хотя терпеть его не может; и то, что он спрашивал друзей, что ему надеть на свадьбу. Это все совершенно логично, но в то же время не имеет никакого смысла.

Хардин меня любит. Какой-то своей, странной и дикой любовью.

Мысль эта пронзает меня, как игла.

– Что? – спрашивает Зед, глядя на меня.

– Что? – повторяю я.

– Ты только что сказала «Хардин».

– Я не говорила, – оправдываюсь я.

– Да-да, ты сказала. – Он встает и отходит от дивана.

– Я пойду. Прости меня.

Хватаю сумку и несусь к двери, прежде чем он успевает что-то сказать.

На мгновение я останавливаюсь и пытаюсь понять, что же я делаю. Я оставила Зеда, чтобы найти Хардина, но надо подумать, что будет потом. Хардин либо опять скажет мне что-то ужасное, наорет и заставит уйти, либо станет уверять, что испытывает ко мне какие-то чувства; и все эти игры, в которые он играет, – только потому, что он не может выразить чувства как нормальные люди. Если пойдет по первому сценарию, что, скорее всего, хуже, чем сейчас, не будет. Но если по второму – готова ли я простить ему все то, что он наговорил и сделал? Если мы оба признаемся в том, что мы чувствуем друг к другу, может быть, все изменится? Изменится ли он? Способен ли он вести себя так, как я хочу, и способна ли я выносить его перепады настроения?